Л. Пантелеев - Том 1. Ленька Пантелеев

— Папа!

Человек остановился, смотрит вниз.

— Да, Николашенька?

Его догоняет высокий молодой офицер. На плечах его блестят новенькие золотые погоны. Новенькая кожаная портупея перетягивает стройную атлетическую грудь. Новенькая желтая кобура подпрыгивает на поясе.

— Что, Николаша?

— Ты знаешь, — говорит, слегка запыхавшись, офицер, — надо, в конце концов, что-то предпринять. Я сейчас прошел по номерам… Это же черт знает что! Этак через два дня, глядишь, не останется ни одной подушки, ни одной электрической лампочки и ни одного графина…

И тут офицер замечает Леньку, который, перегнувшись через перила, смотрит на него с верхней площадки.

— Эй! Стой! — кричит он и с таким страшным видом устремляется наверх, что Ленька, отпрянув, кидается к первой попавшейся двери.

В дверях офицер настигает его. Схватив Леньку за плечо, он тяжело дышит и говорит:

— Ты что тут делаешь, мерзавец? А?

— Ничего, — бормочет мальчик. — Я… я заблудился.

— Ах, вот как? Заблудился?

И, выглянув на лестницу, офицер кричит:

— Папа! Папа! Изволь, полюбуйся… Одного поймал!

— Да, Николашенька… Иду. Где он?

Офицер крепко держит Леньку за плечо.

— Ты посмотри — а? На нем же, негодяе, дамское пальто, — говорит он и с такой силой встряхивает Леньку, что у мальчика щелкают зубы.

— Ты где взял пальто, оборванец? А? — кричит офицер. — Я спрашиваю — ты у кого украл пальто, подлая образина?

От боли, ужаса и отвращения Ленька не может говорить. Он начинает громко икать.

— Я… я… ик… не украл, — задыхаясь бормочет он. — Это… это мамино пальто…

— Мамино? Я тебе дам мамино! Я из тебя, уличная шваль, отбивную котлету сделаю, если ты сейчас же не скажешь!

— Коленька! Коля! — смеется старик. — Оставь его, отпусти… Ты же из него и в самом деле все внутренности вытряхнешь. Погоди, сейчас мы разберемся. А ну, чиж паленый, говори: откуда ты взялся? Где твоя мать?

Икота не дает Леньке говорить.

— Ик… ик… в подвале.

— В каком подвале? На какой улице?

— Ик… ик… на этой.

— На Власьевской? А какой номер дома?

— Ик… ик… не знаю.

— Не знаешь, в каком доме живешь? Вот тебе и на! Сколько же тебе лет?

— Де… десять.

— Да это ж, Коленька, форменный идиотик. В десять лет не знает номера своего дома.

— Оставь, пожалуйста. Какой там идиотик! Не идиотик, а самый настоящий жулик.

И пальцы офицера с такой силой впиваются в Ленькино плечо, что мальчик вскрикивает.

— Оставьте меня! — кричит он, завертевшись вьюном. — Вы не смеете… Еще офицер называется… Я здесь, в этом доме, в гостинице живу!..

— Ха-ха!.. Остроумно! В каком же, интересно, номере? Может быть, в люксе?

— Не в люксе, а в подвале.

— Стой, стой, Николаша, — говорит встревоженно старик. — А может, и верно, а? Ведь они там, и в самом деле, все в подвал забились…

— Да ну его. Врет же. По глазам вижу, — врет.

— А мы это сейчас выясним. А ну, пошли, оголец! Кстати, я и сам хотел туда заглянуть. Неудобно все-таки, надо навестить публику.

Сознание, что сейчас он увидит маму и что страданиям его приходит конец, заставляет Леньку на время забыть обиду. Подобрав подол злополучного пальто и шлепая сползающими сандалиями, он бодро шагает между своими конвоирами.

И вот он в подвале; протискивается навстречу матери и слышит ее возмущенный и встревоженный голос:

— Леша! Негодный мальчишка! Ты где пропадал столько времени?!

Он кидается ей на шею, целует ее и, показывая пальцем на офицера, захлебываясь, икая, глотая слезы, жалобно бормочет:

— Он… Он… ик… Он… этот… меня… меня…

Офицер смущенно переглядывается со своим спутником.

— Гм… Так, значит, это ваш мальчик, мадам? — говорит старик в пикейном жилете.

— Да, это мой сын. А что случилось?

— Да ничего. Сущие пустяки, — со сладенькой улыбкой объясняет офицер. — Ваш мальчуган заблудился, попал не на ту лестницу… И мы с отцом, так сказать, вывели его на путь истины…

— Благодарю вас. Вы очень любезны.

— Пожалуйста! Совершенно не за что, — говорит офицер и, щелкнув каблуками, поворачивается к своему спутнику:

— Н-да, папаша… Комфортом здесь у вас, надо признаться, и не пахнет.

— Не пахнет, не пахнет, Николашенька, — соглашается тот. И, по-хозяйски осмотрев помещение, он обращается к присутствующим:

— Ну, как вы себя здесь чувствуете, господа?

— Великолепно! — отвечают ему из разных углов.

— Не жизнь, а сказка.

— Не хватает только тюремных оков, надсмотрщиков и орудий пытки.