Павел Карпов - Юность Ашира

Прибежал из палатки главный инженер, придерживая рукой повязку на голове.

— Что случилось?

— Да вот с подачей горючего что-то. Ни на шаг не отходил от печи, — смущенно объяснял вагранщик, засучивая рукава выше локтей.

— Не оправдываться, а исправлять надо! — сердито проговорил Орловский. — Дайте-ка инструмент.

Подошел Максим Зубенко. Он с хрустом в костях расправил плечи, осмотрел вентилятор, бак с нефтью, форсунку и горячо взялся помогать главному инженеру.

Пока возились с ремонтом, взошло солнце.

— Не одно — так другое! — негодовал Орловский. — Чорт знает что получается!

Однако, когда в цех пришли директор и Чарыев, Олег Михайлович заговорил спокойно и даже с оттенком гордости:

— Плавку дадим через несколько часов. Литейщики от усталости с ног падают, но из цеха не уходят…

В тот день до Ашира дошла тревожная весть. В такой день, когда так хотелось прыгать и петь от радости, — ведь литейный цех выдавал после землетрясения первую плавку!

— …В бакинском госпитале умерла наша работница, — случайно уловил он из разговора Чарыева с директором.

«Светлана умерла!» — почему-то сразу же подумал Ашир. Он отозвал в сторону Чарыева и спросил:

— Вы про Светлану Терехову говорили?..

Чарыев ответил, стараясь не смотреть ему в глаза:

— Пока точно не известно, кто умер. Узнаю— скажу. Думаю, что не Светлана… Иди работай. Литье должно быть сегодня удачное.

«Неужели парторг нарочно скрывает от меня? — думал Ашир. — Не хочет расстраивать в такой день. Нет, он не станет обманывать! Может быть, не она…»

К началу литья пришел Николай Коноплев. По лицу Ашира он догадался, что с ним происходит что-то неладное, и взял его за руку.

— Что с тобой? Вид у тебя такой, будто ты заболел.

Надеясь у комсорга узнать правду, Ашир в свою очередь спросил:

— Кто умер в госпитале?

Но и Коноплев не сказал ничего определенного:

— Не знаю, но почему-то верю, что не она. По-моему, Светлана должна не сегодня-завтра приехать.

— А я и верю, и не верю, — признался Ашир.

Николай хотел итти, но последние слова Ашира его остановили. Он посмотрел ему в глаза и сказал тихо, только для него одного:

— Любишь?..

Ашир быстро взглянул на Николая и опустил голову.

— А ты знаешь, что такое любовь? — продолжал Николай.

Всего ожидал сейчас Ашир от Николая, но только не такого разговора. Ведь он о любви даже со Светланой ни разу еще не говорил. Что ответить? Он посмотрел по сторонам и тяжело вздохнул.

— Не знаешь? — еще тише спросил Николай.

— Меджнун умер от любви к Лейл и, — проговорил Ашир, не глядя на Николая.

— Любовь, от которой умирают, — не любовь. В такую любовь я не верю… По-моему, когда любишь, то становишься сильнее, как никогда веришь в жизнь, в счастье…

— А как же Меджиун?

— Какая у него была любовь? Отрава!

Как ни тяжело было Аширу, он засмеялся:

— И правда, как отрава!

— Если любишь, то верь в лучшее, и Светлана вернётся. — Николай запустил Аширу в волосы пятерню, взлохматил его, а потом слегка подтолкнул: — Иди работай, Меджнун! Все будет хорошо!

По цеху прошла волна горячего воздуха, хлынувшего из черного погреба сушильной печи.

«Надо держаться, весь коллектив завода смотрит сейчас на литейщиков…»

И Ашир крепился, в работе черпая силы.

В новом цехе было просторно и как-то непривычно. Пахло сырой глиной. От оконных рам, досок и балок несло терпким запахом смолы.

С главным инженером работали только те, без кого нельзя было обойтись при литье. Остальные рабочие заканчивали отделку модельной и устанавливали мостовой, кран. Но всех волновала первая плавка. Не только литейщики — приходили рабочие и из других цехов, чтобы узнать, как идет дело.

Шихту загружали по рецепту, составленному в ночь перед землетрясением.

— Приготовиться к литью! — Эти обычные слова, сказанные главным инженером, прозвучали громко и торжественно. Давно литейщики не слышали их.

Олег Михайлович был бледен, но держался спокойно. Пламя в печи металось и гудело, за стеклышком смотрового оконца лениво шевелился расплавленный металл. Ашир не спускал глаз с главного инженера.

Колючим холодком в сердце закралось сомнение: а вдруг литье опять не заладится и цилиндр не выдержит испытания? И, словно в ответ на эти мысли, до него донеслись слова Чарыева:

— Сегодня литье должно быть наславу.

«Отольем наславу, товарищ парторг!» — подтвердил про себя Ашир.