Юрий Белостоцкий - И снова взлет...

— Что-то я не вижу своего адъютанта? Где он, не знаешь? Время обеденное, а его нет.

Светлана Петровна внутренне подобралась.

— Он у лейтенанта Левашова, на гауптвахте, пошел его навестить. Ты же знаешь, они однополчане, летали когда-то вместе, воздушное братство. Остапчук в Левашове души не чает.

— Опять этот Левашов, — заворчал генерал. — Только и слышишь: Левашов да Левашов, будто на нем свет клином сошелся. У меня он, этот ваш Левашов, вот где, — он похлопал себя ладонью по шее, — сидит. Прямо не знаю, что и делать.

Светлана Петровна опять подобралась, веки ее дрогнули.

— Что такое, если не секрет?

— Какой, к лешему, секрет, — шумно выдохнул генерал и, позабыв, что только что собирался в соседнюю комнату за своим любимым креслом-качалкой, опять опустился на табурет и пожаловался, хотя и не рассчитывал на сочувствие: — Беда с этим Левашовым, да и только. Понимаешь, приходит сегодня ко мне начальник штаба дивизии, чтобы я подписал наградные листы на группу летчиков — в штабе армии торопят. Начал подписывать и вдруг вижу: Левашов, лейтенант, кажется, 1922 года рождения, член ВЛКСМ и все такое прочее. Как же, говорю, ведь командир полка буквально вчера просил меня его наградной не подписывать, а отложить. Ну, из-за этой самой драки, что с девчонкой, ты знаешь. И я ему, то есть командиру полка, пообещал, что раз такое дело, не подпишу. Сама посуди, человек на гауптвахте, а его представляют к правительственной награде.

— Так представляют не за драку, а за храбрость, за отличие в бою, за отвагу и мужество, — не выдержала и несколько высокопарно вставила Светлана Петровна. — Это вещи разные.

Но генерал не стал ей возражать, будто не слышал, только чуть поморщился и, занятый своими мыслями, продолжал:

— Начальник же штаба дивизии настаивает, чтобы наградной лист на Левашова я подписал, а командира полка не слушал, он, дескать, по-настоящему ценить людей не умеет. Ты бы только послушала, как он его чехвостил, а Левашова чуть не до небес вознес, Левашов чуть ли не один из самых храбрых и лучших летчиков в дивизии.

— А он и есть один из самых храбрых и самых лучших летчиков в дивизии, — опять вставила Светлана Петровна, затем, посчитав, что этого, видимо, мало, добавила с внушительной насмешкой: — Кстати, до недавнего времени, по-моему, и сам командир дивизии был о нем примерно такого же мнения.

— А-а, камушек в мой огород? Ну, что же, если хочешь, я и сейчас придерживаюсь такого же мнения и менять его не собираюсь, — довольно спокойно, даже вяло отпарировал генерал, видно, больше занятый решением возникшей перед ним проблемы, чем желанием охладить воинственный пыл жены. — Только что же это получается? — опять взмолился он, хотя и знал, что жена в этом деле не помощник. — Получается, как говорится, ни два ни полтора, потому что начальник штаба дивизии за него, а командир полка — против. Кого слушать, ума не приложу.

— А ты не слушай ни того, ни другого. Ты — командир дивизии, ты и решай. Последнее слово за тобой.

— Легко сказать, решай. А как решишь, когда ни того, ни другого обижать не хочется? Может, ты подскажешь? А? Ну-ка! — улыбнулся генерал уже не так, как всегда.

Светлана Петровна поняла, что это с его стороны хитрый ход или попросту что-то вроде ловушки, и она ловко обошла ее, ответив почти безучастно, словно это дело ее не касалось:

— По справедливости, конечно, как совесть подскажет, так и решай.

— Мудро, ничего не скажешь. Не иначе, как сам Гарун-аль-Рашид твоими устами глаголет, — еще шире и просторнее заулыбался генерал и, как бы проверяя на ней какую-то свою, особую мысль, опять спросил не натуральным, а как бы подпорченным голосом: — Ну, а как бы ты сама, свет очей моих, поступила на моем месте? Чью бы сторону приняла?

Светлана Петровна заалела, крылья носа у нее нервно дрогнули.

— А к чему он представлен, к какой награде?

Этот вопрос она задала не для того, чтобы оттянуть время. Это она набиралась мужества и одновременно пробовала голос, чтобы он, когда нужно, не сорвался. И осталась довольна этой пробой — голос обещал не подвести, звучал как надо.

— К «Отечественной войне» второй степени.

Светлана Петровна поморщилась.

— Мало. Сначала бы я приказала переделать наградной лист Левашова на первую степень. Вторая явно не годится. Первая будет в самый раз.

— А может, прикажешь переделать сразу на «боевик»? — не удержался, чтобы не съязвить, генерал: ему захотелось легонько стукнуть по носу свою не в меру расщедрившуюся на ордена женушку, так сразу и горячо взявшую сторону Левашова.