Александр Розен - Прения сторон

«А что, если рассказать сейчас о бюллетенчике Мстиславцева и об «ахинее»? — подумал Ильин. — Но что это даст? Никто не слышал его разговора с Касьяном Касьяновичем: пылесос все заглушил, да и бюллетенчик был с глазу на глаз, ничего сейчас не получится, кроме грубого, нелепого скандала. При Иринке?»

— Конечно, многое зависит и от нашего брата хозяйственника, — резюмировал Касьян Касьянович, выслушав Слиозберга и отсмеявшись. — Ирина Сергеевна, разрешите еще коньячку, как говорится, двадцать капель при болях…

Штумов взял свою рюмку и подсел к молчавшему Ильину:

— Женя, я вас не узнаю… Понимаю, что вы кое-что сегодня пережили…

— Я? — переспросил Ильин. — Да, я, кажется, сегодня действительно кое-что пережил…

— Много, много зависит от хозяйственника, — продолжал Касьян Касьянович, закусывая любимым пирожком. — Случается еще, что именно наш брат хозяйственник для пользы дела ищет лазейку…

— Ваш брат хозяйственник, а ваша сестра бесхозяйственница, — сердито сказала Пахомова. — Посмотрим, как еще все повернется. Окуненков — это ум!

— Я бы на вашем месте так не драматизировал, — негромко говорил Штумов Ильину. — Калачик, разумеется, получит, что полагается, но вы как адвокат сегодня не проиграли, а выиграли…

— Триумф из рук этого подонка!

— Tu l’as voulu, Georges Dandin! [2] Ты этого хотел, Жорж Данден! ( франц. )

— Нет, я этого не хотел, — сказал Ильин. — Мой Андрей, когда был маленьким, больше всего любил «конструктор». Из одних и тех же кубиков можно выстроить какой хотите дом, даже дворец. Я думал, что и мою новую жизнь можно выстроить из старых кубиков. Но ведь это невозможно… А помните, Василий Игнатьевич, наш дискуссионный клуб?

— Помню, голубчик, помню… Иные времена, иные песни… Если хотите, соберемся в коллегии и будем дискутировать на любую тему… Но я думаю, что ваша деятельность в суде гораздо важнее всех этих дискуссий. Варя! — сказал он Пахомовой мягко. — Посидите с нами. Ильин вспомнил старые годы… Вы тоже были когда-то моей ученицей…

И как-то сами собой образовались два кружка. В одном молча главенствовал Штумов, в другом приятно урчал Касьян Касьянович:

— Придет день, когда должностная преступность и вовсе исчезнет. И я поднимаю этот бокал…

— Тост не поддержан, — сказал Колтунов. — Не будет преступности, уважаемый, куда прикажете податься? На сто рэ юрисконсультом по трудовым вопросам? Мерси — нет! За процветание этого дома! Ирина Сергеевна, грибочка не пожалейте!

Но за грибочком ему пришлось скользить самому. Зазвонил телефон, и Иринка сразу защебетала:

— Очень рады, что вы позвонили, приезжайте к нам! Почему поздно? Ничего не поздно, у нас все свои, Касьян Касьянович, Василий Игнатьевич. Ну, смотрите, вам с горы видней, хорошо, хорошо, спасибо, ну конечно, передам! Это Аржанов…

— О господи, — сказал Ильин. — Аржанов!

— Чем ты опять недоволен? Очень мило с его стороны, говорит, что всегда верил в твою счастливую звезду и еще что-то такое о Христофоре Бахе. Я и не знала, что был еще Бах…

— Там целая семья композиторов, — сказал Штумов.

Касьян Касьянович засмеялся:

— Семейственность! Но я думаю, что у нашего Баха настроение сейчас не ай!

— Да уж, с халатности на хищение!

— Бросьте, весьма банальный случай!

— Внимание, Миша Слиозберг расскажет нам сейчас кое-что.

— Счастливая звезда, — сказал Саша, — что это за штука такая, с чем ее едят? Говорят, «родился под счастливой звездой»… А что это значит? Ведь это бред — никто не верит в вифлеемские сказки… И все-таки это так. Один, будь у него хоть сто талантов, ничего, кроме вечной памяти, не заслужит — не та звезда, а другой…

— Все зависит от администрации, — перебил его Касьян Касьянович. — Я лично ни в какие самородки не верю. Ну, был, допустим, Шаляпин, допустим, самородок, так ведь он только пел, а надо было кому-то и хор наладить, и не в лаптях же перед публикой, и еще кому-то на счетах прикинуть… Так ведь то Шаляпин, а ты, я думаю, об Ильине. А кто эту звезду на небосклон запустил? Дайте мне любого, отполирую так, что засияет не хуже! Ну, кто согласен сиять?

Колтунов засмеялся:

— Я вижу, Алексей Максимович насчет ереванского коньяка не ошибся. А насчет самородков — это спорно.

— Спорно, спорно, весьма спорно, — поддержал Васильев. — Бесспорно только то, что сейчас метро закроют.

— А я согласен, — сказал Саша. — Не знаю, может быть, это коньяк, но я согласен: запускайте!

— Нет, — резко сказал Ильин. — Нет, Саша, нет!