Михаил Колесников - Право выбора

Всю ночь я не мог заснуть. Сидел в нижнем белье за столом и курил трубку.

Потом пришел Эпикур.

У него было сухое, узкое лицо. Он поглаживал кудлатую бороду, щурил темно-голубые глаза под властными дугами бровей.

— Тебе семьдесят лет, и ты не женат, — сказал я. — Ты так и не выбрал времени обзавестись семьей.

— Когда усиливаются жены — государства гибнут, — отозвался он железным голосом. — Мудрец должен стремиться к атараксии — невозмутимости и безмятежности духа. А разве с женщинами это возможно? Счастье заключается в удовольствии, удовольствие — в отсутствии страдания. Любовь — страдание…

— Ты лжешь! А Дарвин, Фарадей, Лобачевский?.. Они были счастливы в семейной жизни.

Он хихикнул.

— Ну это кому как повезет. — И поднял два разведенных пальца над головой. — Атараксия, катараксия…

Я вышел на целый час раньше условленного срока. В самом ожидании есть нечто приятно волнующее. Стоять и ждать, а потом, завидев ее издали, направиться навстречу.

Но на этот раз меня опередили: в конце аллеи на скамейке сидит Марина. Девочка лет четырех сгребает ногами опавшие листья. Приподнимаю край шляпы. Марина вскакивает, странно морщится, закрывает лицо руками и ревет в голос.

— Глупый эпиорнис, не надо реветь…

— Ты маму не ругай, — говорит Марина-маленькая и сжимает кулачки. А Марина-большая твердит:

— Я виновата перед вами…

Все же она быстро справляется с минутной слабостью, и мы начинаем говорить будничным языком.

— Вы сами понимаете, что оставаться там после всего случившегося я не могу. Видеть его каждый день — выше моих сил…

Она очень изменилась. Все тот же чуть вздернутый нос, все те же несмываемые веснушки, ленивая желтая коса, свернутая на затылке. Но в глазах нет больше холодного лукавства, и рот стал как-то суше, строже. Будто то же лицо, но выражение совсем другое. Понимаю: стала старше, заботы наложили свой отпечаток. Появилось еще что-то, приобретенное житейским опытом: некая элегантность во всей фигуре, в одежде. Марина должна была каждый день нравиться своему красивому мужу, и это заставляло изощряться, следить за собой, примеривать выражение лица, делать жесты нежными, изысканными. И даже сейчас подсознательно каждое ее движение изящно, хотя ей не стоило бы передо мной изощряться. Я всегда любил ее такой, какая она есть. Она могла бы даже не объяснять, зачем приехала. Научные занятия развивают интуицию, и я наперед знал, о чем будет разговор.

— Хорошо. С работой устроим. В конструкторское бюро при нашей радиохимической лаборатории требуется инженер. Я уже узнавал. Позвонил твоему начальству. Задерживать не станут.

— Я согласна на все… Любую работу… Я не хочу от него ничего, никаких денег, никаких вещей… Вот все тут при нас, в чемодане… Вот только с жильем…

Она замялась, потом, что-то переломив в себе, сказала:

— Если это можно… мы могли бы хотя бы временно остаться у вас. Мы можем остаться хоть сегодня. Я не хочу больше туда возвращаться. Может быть, это малодушие, но я не могу…

— Да, да. Анна Тимофеевна все знает, приготовила вам комнату. Ты могла бы приехать прямо, а не мерзнуть здесь. Стеснять не буду. Опасаться глупых толков тебе не придется…

Она смотрит с укоризной:

— Мне все равно. Понимаете? Все равно. В конце концов, кому какое дело до меня? Ведь я ваш эпиорнис — и ничего больше. Помните, вы однажды сказали, что воспитание — это постепенное освобождение от глупости? Я, кажется, начинаю продвигаться в этом направлении.

Бочаров стоит у окна, нагнув взлохмаченную голову и заложив руки за спину. Излюбленная поза. Черная рубашка без галстука. Брючки — будто натянул на ноги самоварные трубы. Во взгляде отрешенность. Резкий профиль очерчен солнечными лучами. Бочаров — начинающий гений и ведет себя соответственно.

Ах, осень…

— Опустились на землю космические регулирующие стержни… — глубокомысленно произносит Бочаров. — Зайцы-беляки боятся листопада. В наших местах они в такое время прячутся на полянах и под елками. Тут их и хватай…

Ну конечно же: Земля — большой реактор. Погружаются стержни в активную зону — мощность падает: осень, зима… Мы кипим, суетимся в своей активной зоне. Бедное человечество…

Бочаров — специалист по технике регулирования. Крепкий, жилистый парень, презирающий весь мир за то, что он плохо отрегулирован. Сам Бочаров отрегулирован добротно: четкость мышления впору электронной машине. Разумеется, логика на первом месте. Логика, порядок. Увидит забытый кем-нибудь листок, скатает в шарик, выбросит в корзину. Автоматический педантизм.