Михаил Колесников - Право выбора

Когда она ровным голосом прочитала это, наблюдая за мной из-под опущенных ресниц, многозначительно улыбаясь, я почувствовал озноб, сказал пересохший ртом:

— Эпиорнис! — В шутку я называл ее «эпиорнисом». — Я долго ждал сегодняшнего вечера. Я его ждал пятнадцать лет. Ты совсем взрослая… Мы завоюем с тобой мир! Хочешь?.. О тебе хорошо отзываются, считают талантливым конструктором. И все-таки ты выбрала неправильно. У тебя склонность к исследовательской работе. Есть странная категория людей: они будто умышленно отодвигают от себя свою мечту, сами создают преграды на пути к ней. Я знаю одного прирожденного скульптора, который вбил себе в голову, что, прежде чем заниматься любимым делом, он должен стать врачом, изучить анатомию. Врач он посредственный, лепит украдкой. Ты принадлежишь к таким натурам. Зачем тебе все эти вытяжные шкафы и боксы, шпаговые манипуляторы? Техника радиопрепарационных работ — очень узкая область, без перспектив. Я позабочусь об аспирантуре. Будешь моим помощником. Мы создадим с тобой уникальные установки, твое имя прочно войдет в науку, ты станешь авторитетом, царицей обширнейшей и малоисследованной области… А кроме того, я обещаю тебе бессмертие. Я приобщу тебя к одной тайне… Она рассмеялась.

— Царицей? Бессмертие? Неплохо. Но зачем? Ваш любимый Эпикур учил жить незаметно и довольствоваться малым.

— Эпикур обессмертил себя. Если это можно назвать незаметной жизнью…

Но она уже не слушала. По всему было видно, что высокие слова ее томят. Весь вид ее как бы говорил: я молода и красива. Зачем мне твои дьявольские установки, отравляющие землю, воздух, воду? Твой идеал — счетная машина, решающая дифференциальные уравнения. Вот в такую машину тебе и хотелось бы обратить меня. Царица — ученая лошадь… Нет уж, бессмертие, которое ты мне сулишь, очень постное. Только такие старые маньяки, как ты, могут тешить себя подобной иллюзией.

Она пересела в кресло, откинулась на спинку, безвольно опустила руки.

В тот вечер по необъяснимой ассоциации она напоминала мне какой-то изящный стеклянный сосуд с узким горлышком. Именно тогда я вдруг понял, что молодость сама по себе гениальна, в ней основная жизненная сила, а все остальное — плод досужего ума. Быть молодым, здоровым — и ничего больше не нужно. Мудрецы древности отличались таким моральным здоровьем. Весь мир тогда был юн, и все, что случилось потом, еще лежало впереди.

Легкий шелест платья, оголенные руки, запрокинутая голова. Теплый желтый свет лампы. А за окном хлещет дождь.

— Уютно у вас. Я смертельно устала. Знаете, иногда хочется побыть в такой вот тишине среди красивых вещей. И еще чтобы около меня был кто-то. Кто-то, кого люблю я и кто любит меня. Мы сидели бы в этих креслах и смотрели друг на друга…

Кровь ударила мне в голову.

— Вы сидели бы в креслах? А где был бы я?..

— Вы? Ну, разумеется, где-нибудь там… в кабинете или в лаборатории.

В самом деле! Где же еще быть старому холостяку? Курить свою трубку, чесать любимой собаке за ухом и перелистывать «Успехи физических наук».

А я-то вообразил…

И, словно подводя черту под всем, с бесцеремонностью и независимостью, какой не замечалось раньше, спросила:

— А почему, собственно, вы до сих пор не женились? Вы ведь не так уж стары. Гусары в вашем возрасте подавали в отставку и женились.

Я опомнился, понял, что как мужчина я ей глубоко безразличен. Для нее я всего лишь — добрый Дед-Мороз, этакий ученый чудак, который ради собственного удовольствия бескорыстно возился с ней все эти годы. Теперь у нее свой волшебный замок, и со мной можно не считаться. Не стоило обманываться с самого начала. Мы все время жили в разных мирах с разными измерениями. Я был уязвлен. Но привычка подниматься над обстоятельствами даже в самые тяжелые минуты и теперь одержала верх. С самого начала разговора я взял неправильный тон, и она забылась: грубо, бесцеремонно «пожалела» меня. Бездумное, ничтожное существо, вообразившее, что ему все дозволено…

И чтобы поставить ее на место, я изобразил улыбку, сказал шутливым тоном:

— Почему не женился? Напугали в детстве: подсунули книжку про Филлиду и Аристотеля.

— Никогда не читала.

— Филлиду Александр Македонский вывез из Индии. Женился, забросил государственные дела. Обеспокоенные сановники попросили Аристотеля образумить царя. Но Филлида была так прекрасна, что Аристотель, забыв обо всем на свете, стал домогаться ее. Рассказывают, якобы Филлида потребовала, чтобы мудрец встал на четвереньки и прокатил ее на своей спине. И великий Аристотель встал на четвереньки, даже заржал, чтобы больше походить на лошадь. Застигнутый врасплох Александром Македонским, он воскликнул: «Если женщина способна довести до такого безумия человека моего возраста и мудрости, насколько более опасна она для юношей!»