Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 2 [Повести и рассказы]

Обмакнув кисть в белила и присев на корточки, он стал писать. Вышло: «Лёбедь». С мягкого знака потекла по лодке длинная слеза. Леле захотелось смазать слово босой ногой.

Она повернулась и побежала. Почти у пляжа ее догнал Костя.

— Если вы хотите… на лодке, — сказал он ей, — то это можно…

Леля молчала.

— А я думал, вы… уехали, — говорил он ей.

Она не знала, что ответить, и побежала дальше.

У входа в парк Леля замедлила шаги. Было странно впервые в жизни ощущать себя так, точно сама на себя смотрела со стороны. По тени своей она заметила, что волосы отросли, вся голова в кудряшках… В мысли ее ворвался голос Гулливера:

— Леля! Леля!

— Что?

— Сегодня прощальный вечер… танцы… костер!

На приморской площадке у балюстрады стояло пианино, спрятанное на всякий случай от дождей в фанерную будочку, похожую на ларек. Кто-нибудь из отдыхающих вечерами брал ключ у старшей сестры, открывал будочку и играл, как умел. Леля не раз выбирала из слушательниц, усаживающихся вокруг на плетеных стульях, какую-нибудь надушенную девчушку и кружила ее прилежно. С мальчишками же, по правде сказать, она танцевать не любила. Сколько раз Гуля щелкал перед ней каблуками!..

— Сегодня будет аккордеон. Придешь?

— Нет, — сказала Леля и, прибавив шагу, перелезла через забор и скрылась в парке.

…Покачиваясь, по морю плыла ровная полоса солнца. Косые лучи летели, простреливая даль. В этом свете уплывала от берега лодка с Лелей и Костей, лодка с кривой надписью «Лёбедь» на одном боку.

Медленно-медленно всплескивали воду осторожные весла. Они были видны даже тогда, когда уходили в глубину. Костя смотрел на весла, Леля стала смотреть на берег.

Все там выглядело другим, совсем непохожим, незнакомым. Одни горы приподнялись, другие опустились, третьи повернулись боком. И стояло на склонах очень много разных домов. Чем дальше отплывала лодка, тем скорее берег из отдельных кусков, каким его знала Леля, складывался в цельную картину.

Был последний, предвечерний час, но солнце еще сияло. И сияло море, и горы сияли, и неба не было, а был один свет вокруг.

В воде, мелькая, проскользила блескучая стая рыб. Леля хотела поймать одну, но только намочила руку по самое плечо.

— Это кто? — спросила она.

— Кефаль это, — сказал Костя и перестал грести.

А с берега, со скал, за лодкой следили. Там стояли ребята, которые пошли на гору разложить прощальный костер.

Когда увидели лодку, Гулливер шагнул вперед и хотел что-то крикнуть, и еще кто-то приложил руку ко рту, но все промолчали. И Гулливер промолчал.

— Давайте разведем костер здесь! — только сказал он.

Лень было тащиться в гору.

И они свалили ветки в кучу.

Сумерки стирали четкий рисунок гор и моря. Костя греб, сильно ударяя веслами по воде. Леля вслушивалась в эти удары. А костер разгорался.

1951

Можно было бы, конечно, встать и уйти, как все, но Леша остался. Он не спал две ночи и сидел в пустом зале, поставив локти на колени и уронив в широкие, пахнущие табаком и смолой ладони отяжелевшую голову. Рядом с ним, на скамье, в парусиновом чехле лежало ружье, которым его только что премировали.

Так он сидел, думая: «А, черт возьми, сейчас вскочу и уйду».

И не двигался с места.

Ему казалось, что он спит или вот-вот уснет, хотелось сползти со скамейки на пол, лечь и погрузиться в небытие, дающее свежесть, но он не позволял усталости осилить себя до конца.

В дальнем углу зала сильно скрипнула дверь. Леша поднял голову. Ласточкин стоял у двери и смотрел на него недоверчиво, недоуменно. Вдруг спросил с неожиданным участием:

— Больной?

— Нет, — ответил Леша, медленно вставая и нащупывая в кармане папироску.

Тогда Ласточкин вспылил, проговорил зло и быстро:

— А чего ж ты здесь рассиживаешься? Собрание давно кончилось. Ступай!

— Я знаю, что кончилось, — спокойно отозвался Леша, разминая пальцами папиросу.

— Выпил?

— И не выпил, — смаргивая сон с непослушных глаз, сказал Леша и сунул папиросу назад в карман. — Я вас жду, Григорий Ефимович.

— Меня? Приходи завтра в любое время, с девяти.

Грузная, двухметрового роста фигура Ласточкина колыхнулась и враскачку поплыла вдоль сдвинутых скамей и стульев к выходу из зала. Было слышно, как трудно и возбужденно дышал этот могучий человек с литыми плечами и выпяченным вперед животом.

— А я не директора треста ждал, — чуть погромче в спину ему сказал Леша.