Николай Наумов - Полковник Горин

Амбаровский уже было принялся обдумывать, как и когда вывести дивизию в предполагаемый район действия, чтобы она могла получше подготовиться к наступлению через полигон, как вдруг усомнился, сумеет и захочет ли Горин показать дивизию как надо. На всякий случай решил позвонить.

— Михаил Сергеевич? Не узнал тебя…

Горина удивил полный расположения и доброты голос Амбаровского, и он ответил с настороженной предупредительностью:

— Слушаю вас, товарищ генерал.

— Тебя можно поздравить!

— С чем?

— Тобой заинтересовался Илья Захарович.

— Если опять насчет службы в Генеральном штабе, скажите, не пойду.

— Почему?

— Люблю возиться с людьми.

— Он не из тех, кто портит службу заключением в канцеляриях. Илья Захарович высказал мысль, что из тебя будет перспективный заместитель командира, равного мне.

Горин ничего не ответил, и Амбаровский, отметив это про себя, продолжил:

— Чтобы возможность превратилась в действительность, надо хорошо сыграть последнее действие. На полигоне, на виду у всех. Старики любят быть гостеприимными, а гостей немало.

— В какой мере это будет зависеть от меня?

В слишком долгом молчании и вопросе комдива Амбаровский уловил нежелание Горина пройти через полигон с эффектом и не решился до конца раскрыть свой план. Сказал в трубку строго, как приказ:

— Аркадьева поставьте на правый фланг. Самого пришлите ко мне.

— Товарищ десятый, он у меня слева…

— Я не люблю повторять!

У уха Горина раздался щелчок — это Амбаровский положил трубку.

Хмурый, с опущенной головой, Лукин вошел в кабинет начальника штаба руководства. По четыре пальца каждой его руки вставлено в карманы кителя, большие рожками торчат вперед, будто собираясь кого-то боднуть. Начальник штаба — генерал-майор Казаков, широколицый, с большими, внимательно слушающими ушами, спокойно доложил обстановку и предполагаемое развитие дальнейших событий.

Лукин подошел к столу, вытащил из кармана левую руку и оперся о стол. Острые его глаза долго скользили по обозначенным на карте дорогам и полям, что-то прикидывая и примеряя. Потом он освободил из кармана и правую руку, четвертью измерил различные направления и, когда выбрал нужные, стал бороздить но ним кюрвиметром. Наконец, решив что-то окончательно, положил кюрвиметр и еще раз с удовлетворением посмотрел на карту.

— Вот что, Валерьян Владимирович, я, кажется, ошибся в оценке Амбаровского, перехвалил его. А он… машет грозно, да рубит мелко. Но, мабуть, как говорил мой отец, я переусердствовал в своей оценке. Так вот, надо проверить и мой вывод о нем и его самого. Крупное соединение — комбинат государственного значения. Им должен управлять не только грамотный и волевой человек, но еще и искусный. Вот и давайте закрутим ему обстановочку. Победит — командуй, потерпит поражение — пенять будет не на кого. Слушайте, что я задумал…

Генерал взял карандаш и начал объяснять свой замысел. Кончив, бросил карандаш и спросил:

— Какие будут возражения?

— При таком развитии событий, — заметил генерал-майор Казаков, — несколько усложнится розыгрыш эпизода на полигоне…

— Вот и хорошо. Побежденных остановим и через них пропустим победителей. Предусмотреть меры безопасности. Самым тщательным образом проинструктировать посредников. При малейшей угрозе дать ясно видимый сигнал. И всем замереть! Молодежь, солдат надо беречь, как свои глаза. Дальше. Обеспечьте активность «западных». В кошки-мышки не играть. Тем и другим дать те данные, которые они могли бы реально сами добыть. Но… с учетом мер дезинформации.

— Все будет сделано, — ответил генерал-майор.

— Как всегда, верю и надеюсь, — Лукин мягко положил свою пухлую руку на плечо Казакова. — Я пошел: старику надо отдохнуть.

Приказ Амбаровского поставить полк Аркадьева на правый фланг потребовал сложной перегруппировки всех частей дивизии. Пришлось изменить направление выдвижения авангарда, правофланговую колонну вывести в тыл, на ее место рокадными дорогами перебросить полк Аркадьева, а на левый фланг поставить полк Берчука. И все это — за дождливую ночь, по раскисшим дорогам. Половину штаба и политотдела командир дивизии выслал на дороги и в пункты их скрещивания, чтобы предотвратить опасное сближение колонн.

Перегруппировка проходила медленно и трудно. Она измучила Горина, хотя он всего два раза и ненадолго покидал штаб. Больно было видеть мокрых людей, слушать натужный гул буксующих машин, хриплые голоса командиров. Все это он видел и чувствовал даже тогда, когда слушал донесения командиров в своем теплом и светлом автобусе. И невольно спрашивал себя, зачем Амбаровский придумал всю эту затею с переводом Аркадьева на правый фланг.