Александр Удалов - Чаша терпения

Старенькая тележка Убая на двух очень низеньких железных колесах стояла возле кузницы. Коровьи рога, копыта, старое тряпье, бутылки были покрыты на тележке ветхой мешковиной и виднелись сквозь нее в продранных местах.

Лохматый худой осел с железной седелкой на спине ходил поодаль, у дороги, пощипывая бурую выгоревшую траву.

По ту сторону колодца стоял рыдван. Чалая Неделькина лошадь в рыжих и белых пятнах, просунув голову между дробинами рыдвана, пофыркивая, сочно и аппетитно хрустела зеленым клевером.

Курбан опустился возле ствола шелковицы рядом с Убаем, одну ногу подвернул под себя, другую поставил прямо, коленом вверх, сложив на него обе ладони. Варламов молча присел у порога между Мавлянычем и Дворяниновым. Убай, поднявшись и пройдя несколько шагов до порога кузницы, сам подал Варламову пиалу с чаем. Варламов взял пиалу, торопливо выпил три глотка кряду, вернул пиалу хозяину, передав ее через сидящих, улыбнулся.

— Все-таки легче делается на душе, когда поговоришь с родным братом, тружеником, — сказал Варламов.

Все продолжали выжидающе молчать.

— Разговор, я слышал, идет у вас о жизни, — опять сказал Варламов. — А жизнь — штука такая… За нее надо сражаться. Был такой великий немецкий писатель — Иоганн Вольфганг Гете. Он вот что сказал о жизни:

Варламов опять улыбнулся:

— Хорошо сказал. Верно?

— Верно-то верно. А как? — спросил Пузырев.

— Что «как»? — не понял Варламов.

— Как, спрашиваю? — повторил Пузырев. — Как сражаться-то? Чем? Голыми руками? Вот вопрос.

— То-то вот и оно, — поддержал Пузырева Семенов. — У них все: оружие, деньги, солдаты, богатство?…

— А что богатство? — возразил Неделька. — Богатство не в имуществе, а в сплоченности. Если мы будем действовать дружно, ого, как можно потрясти баев да фабрикантов.

— Так можно потрясти, что самим стать хозяевами земли, фабрик и заводов, — поддержал его Дворянинов.

— Ух… вот бы! А? Ну и жизнь была бы! — вдруг сказал Пузырев и неожиданно опять закончил прежним вопросом — Да-а… Оно, конечно, заманчивая эта вещь… Но ведь как?

— В братстве и в сплочении наша сила, — опять сказал Неделька. — Бедняку надо держаться поближе к своему же брату бедняку. Русский ли, узбек ли, киргиз ли — все мы братья.

— Это верно, — сказал Варламов. — Бедняк бедняка поймет.

— Пора бы, а? — подал голос Пузырев.

— Что? — спросил Неделька.

— Пора бы опять их потрясти-то. Как в девятьсот пятом. Да ведь опять же спрошу: как? Голыми-то руками не больно потрясешь.

— Да… Саперы вон с оружием восстали, а ничего не сделали.

— Сделали, — сказал Варламов. — Очень много сделали. Своим выступлением мы…

— Вы?!

— Да нет… ну… Саперы-то в чью защиту встали? В нашу защиту. Против кого оружие подняли? Против самодержавия, против помещиков, против баев и ханов. Значит…

— Ясно. Чего тут пояснять, — сказал Дворянинов.

— Так вот, все-таки хочу пояснить, — продолжал Варламов. — Своим выступлением саперы всколыхнули рабочие массы… Не одни саперы, конечно. Восстание моряков тоже… Вот послушайте.

В руках у Варламова вдруг очутилась книга. Он раскрыл ее, прочитал:

— Ленин. Слушайте, что пишет Ленин: «В России начался после долгих лет разгула контрреволюции и затишья в рабочем движении новый революционный подъем».

— Слушайте еще, — сказал Варламов. — «Мы, революционные социал-демократы, в попытках восстания видим начало восстания масс… Посмотрите, как назревает революционная энергия в глубоких и широких массах…»

Варламов замолчал, обвел всех веселым взглядом, спросил:

— Ну, что скажете?

— Да что сказать, — отозвался Пузырев. — Стало быть, верно. Всколыхнули.

— Еще как всколыхнули, — продолжал Варламов и вдруг спросил. — Вот вы… что вы можете про себя сказать?

Все молчали, смотрели на него вопросительно.

— Вы — та самая масса, о которой говорит Ленин. Вы зачем здесь собрались? Поговорить? Языки почесать? Нет. Не для этого. Вы решаете вопрос, как дальше жить? Верно?

— Верно, — поддержал Варламова Неделька.

— И решили: так дальше жить нельзя. Значит, что получается? Вот вы и есть те самые массы, в которых назревает революционная энергия. Значит, можно понадеяться на вас, на беднейшее крестьянство, рабочему классу?

— Можно.

— Пойдете на борьбу за свою лучшую долю?

— Пойдем.

— А кто нас поведет? — опять спросил Пузырев. — Ведь надо… эдак… Вот Неделька верно говорит, всем вместе… скопом наваливаться на царя-то. А не так. Сплоченно! Во как! — вдруг обрадованно выкрикнул он, вспомнив, должно быть, нужное слово, и поднялся. — Да кто этому научит? — спросил он тихо.