Случалось, от Енисея возвращался один Васька.
— Где Константин Николаевич? — спрашивала Клавдия Петровна.
— Он тайгой пошёл прогуляться. Может, рябка подстрелит…
И она ждала его. Ночью робко выспрашивала: долго ли будут здесь работать геологи? Не перегоняют ли их в другое место? Нет, он пока никуда не собирается переезжать. А если и придётся перебираться, так она же поедет с ним? Ох, конечно поедет! А бабы-то всё болтают… Что же они болтают? А так — пустое…
Успокоится Клавдия Петровна. Но едва Охлопков уйдёт из избы — нет ей покоя. И случилось однажды так: вертолёт сделал круг над деревней и пошёл к Енисею на посадку. Охлопков и радист покатили на санях за почтой. Клавдия Петровна клялась после сёстрам, что сама не знала, зачем и для чего побежала тогда за ними. Какая-то твёрдая сила заставила её одеть полушубок, набросить на голову платок, и она побежала. Бот слышно, как скачет обратно лошадь. Клавдия Петровна сошла с дороги в сугроб и стала за кедр. Сани пролетели мимо, в них один Васька. Пробежав дальше под гору метров двести, она увидела в стороне от дороги Охлопкова. Хотела окликнуть его, но почему-то не окликнула. А тайком, по-воровски покралась за ним. Кралась по глубокому снегу, хоронясь за деревьями, покуда он не уселся на пень под старой берёзой. Видела Клавдия Петровна: достал он из кармана полушубка несколько конвертов. По очереди разорвал их и перечитывал письма. Одно из них сунул под полушубок в карман пиджака, а остальные поджёг спичкой и, когда они сгорели, пепел затоптал ногами в снег.
Клавдия Петровна даже не шевельнулась, когда он прошёл мимо неё обратно к дороге…
Вечером же Константин Николаевич сидел в конторе за столом над своими бумагами, что-то долго писал и читал. Один раз оторвался от занятий и прошагал на жилую половину. Клавдия Петровна месила тесто. Взглянув на него, протяжно охнула и быстрее заработала руками.
— Что с тобой, Клава, ты нездорова? — опросил он.
Она вздрогнула.
— Нет, это так, что-то не можется…
Ночью она дослала из кармана пиджака два письма. Одно было написано им вечером, а второе — то, которое он получил. Клавдия Петровна усвоила из писем: в Москве у Константина Николаевича есть жена и ребёночек. Они с нетерпением дожидаются его возвращения. Он же в скором времени получит много денег, пошлёт их, а к весне сам приедет.
Клавдия Петровна не закричала, не заплакала. Торопливо сунула письма на место, взяла Митю из люльки и забралась с ним на печь. Утром она с печи не слезла. Лежала неподвижно на спине и глядела молча в потолок.
— Что с тобой, Клава? — трогал её за плечо Охлопков.
Она на мгновение переводила взгляд на него и в испуге отворачивалась.
— Ну скажи, в чём дело? Где болит?
В ответ ни звука.
Днём маленький Вася сбегал за Феней и привёл её. Но и сестре Клавдия Петровна ничего не сказала. Так прошло три дня. Больная с печи не слезала, ничего не ела, молчала и только пила воду. А на третью ночь случилось то, о чём Клавдия Петровна даже не думала и не помышляла. И потом, если рассказывали ей, — не верила, что могла так поступить. В ту ночь слезла она с печки, неслышно прошла в сени, взяла там топор и, подойдя к кровати, на которой спал Константин Николаевич, остановилась. Странный случай спас Охлопкова — он проснулся. Увидев над собой топор, он схватил его и узнал Клавдию.
— Что ты, дура?! — заорал он.
Она выпустила топор и мягко осела на пол.
После этого случая Клавдия Петровна пролежала в постели около месяца… Феня не отходила от неё.
«Уехал? Уехал? — спрашивала больная то и дело, цепко хватаясь пальцами за Фенину руку и до синевы сжимая её. — Где он? Уехал? За что же он так?»
А Феня успокаивала сестру: не совсем уехал Константин Николаевич. Ему нужно было по делам, он и поехал и должен скоро вернуться…
Клавдия Петровна недоверчиво слушала сестру. Однако от слов сестры напряжение с лица постепенно сходило. Она опускала голову на подушку и успокаивалась.
Когда поднялась на ноги, в конторе сидел новый начальник. Первое время Клавдия Петровна часто ходила к нему, спрашивала о Константине Николаевиче: нет ли от него письма, когда же он должен вернуться? Просила адрес, по которому можно написать, что Митя здоров, что в избе у неё чисто, как он любил, что картины, оставленные художником, она хранит и утирает с них ежедневно пыль.
Вначале начальник выслушивал её, затем начал избегать встреч. Едва говорили: «Строгалева идёт», он запирал дверь на ключ и велел говорить, что его нет — уехал в тайгу.
Читать дальше