– Фашистскими сапогами хвастаешь! – бросил кто-то из толпы.
– Но-но, вы!.. – обиделся Алеха. – Не очень-то! Сапоги мне за усердие дали, как я есть власть теперь… Почему мужиков мало?
И действительно, здесь были почти одни женщины. И Ленька, и другие ребята тоже недоумевали, куда подевался народ. В разбросанной по лесу деревне они не замечали, как мало осталось мужчин. Правда, часть взрослых парней ушла в армию, как только началась война, но многие мужчины исчезли неизвестно куда вскоре после прихода немцев.
– Мужики где? – снова спросил Алеха.
– А кто их знает! Кто где, по своим делам, знать, – неопределенно ответили из толпы.
– Дела сейчас одни! – гаркнул Алеха. – Господин комендант приказал всем в деревню ехать. В лесу чтобы ни единой души не было. Вам про это сейчас господин ефрейтор скажет.
Все, что говорил Алеха, переводчик переводил горбоносому; тот слушал, наклонив к нему маленькую птичью голову на длинной шее. Но говорить ефрейтор не стал.
– В таком разе собирайтесь и трогайтесь. Два дня вам сроку.
Потолкавшись еще немного в Быках, Алеха уехал. Лукинцы поговорили, поспорили и решили пока никуда с места не двигаться.
* * *
Через несколько дней в Быки снова приехал горбоносый ефрейтор с переводчиком и. двумя солдатами. Алехи на этот раз с ними не было. Переводчик спрыгнул с телеги, остановил первых попавшихся женщин и сказал:
– Вы имеете приказ ехать назад деревня. Почему вы сидите в лес? Значит, вы есть партизан. Завтра мы будет ваша… как это… эрдхюте, да… на ваши земляные дома бросать граната. Герр комендант предупреждает вас на последний раз.
Женщины, встревоженные словами переводчика, бросились к своим землянкам, а гитлеровцы пошли по лесной деревне, неторопливо и обстоятельно ломая по дороге очаги, столы, выворачивая скамейки.
Волей-неволей пришлось жителям возвращаться. И снова с узлами, с ведрами, гонимые угрозой расстрела, пошли лукинцы по лесным тропам, но теперь обратно – в деревню. Почти все возвратились в свои дома. Только в три крайние хаты не пустили хозяев. Эти дома стояли в конце деревни, ближе к ручью; и ребята неведомым путем узнали, что там разместился то ли штаб немецкого полка, то ли солдаты карательного отряда.
У Голиковых в избе жил денщик. Был он немолодой, сквозь жидкие, белесо-рыжие, коротко постриженные волосы на затылке просвечивала изрядная лысина. Вид у него был добродушный.
– А, буби! – воскликнул он при виде Леньки.
Солдат поднялся, потянулся, как ленивый кот, и сказал что-то еще. Леньке запомнилось только слово «буби», которое денщик часто произносил, пытаясь говорить с ним. Денщика так и прозвали Буби; и только потом ребята узнали, что по-немецки это слово означает «мальчонка». Денщик басовито смеялся, когда его называли Буби, но потом привык и отзывался на эту кличку.
К семье Голиковых Буби относился сдержанно, не позволял себе грубых выходок. Екатерину Алексеевну звал «мути» и иногда давал ей то краюшку хлеба, то оставшийся в котелке суп. Делал он это не безвозмездно. После таких подарков Буби неизменно обращался с просьбой что-нибудь постирать, заштопать или пришить.
Ленька не любил Буби.
– Все равно из фашистов, – говорил он.
– Немец немцу рознь, – возражала мать. – Этот хоть человеком смотрит, не то что другие.
– А к нам кто его звал? – не соглашался Ленька.
– Никто не звал, да у него тоже дело подневольное. Глянь-ка, как письма пишет. Тоскует, видать.
По вечерам Буби часто зажигал светильник и при тусклом свете аккуратно выводил крупные буквы, вздыхал и после того, как заклеивал письмо, ходил грустный, а ночью долго ворочался. Конечно, он был лучше других, но это не меняло дела. Как и любому фашисту, не мог ему Ленька простить, что незвано пришел он к Ильменю, в Лукино, что из-за них, фашистов, так внезапно поломалась вся жизнь.
Однажды под вечер Ленька за домом рубил на дрова остатки сарая. Беречь их теперь было ни к чему: все равно растащат солдаты. Он так увлекся работой, что и не заметил, как сзади к нему кто-то подошел.
– Что, двор чинишь? – с усмешкой спросил незнакомый парень в коротком пиджаке и шапке-треухе.
– Теперь только дворы и чинить! – нехотя ответил Ленька.
– Немцы-то у вас здесь есть? – осторожно спросил незнакомец.
– Где их нет теперь! – подражая взрослым, ответил Ленька. – А зачем тебе?
– Стало быть, надо. Много будешь знать – скоро состаришься. Так есть, что ли?
– Ну, есть. В каждом доме они стоят. У нас один, а у кого и по пять человек.
Читать дальше