Вадим Павчинский - Орлиное гнездо

После собрания Федос сказал Якиму:

— Может, сходим ко мне? Поговорить надо.

В хате Федоса было холодно, пыльно, неуютно. Вот уже месяц прошел, как уехала во Владивосток в гости к Семену Евдокия. Федос редко бывал дома, частенько оставаясь ночевать у Якима. В хате царила тоска нежилого места.

Яким оглядывал низкую комнатку, где он родился и прожил много лет. Когда-то родной дом казался Якиму просторным и красивым. А сейчас… С грустью наблюдал он за отцом, неумело перебиравшим вещи в семейном сундуке.

— В этот сундук целый катер запрятать можно, — захлопнув крышку, сердито сказал Федос. — Ну прямо-таки амбар, а не сундук… Куда с таким… Ты, Яким, одолжи мне два куля, в них тряпье упакую.

— Решил ехать, стало быть? — поинтересовался Яким.

Федос уклонился от прямого ответа:

— Меня сюда Дальзавод посылал. Съезжу, доложу все честь по чести.

— А потом к нам? — допытывался Яким.

— Кто ж его знает. Может, и приеду когда…

«Не приедешь, — подумал Яким. — Уж я-то тебя знаю…»

— Хибару порушь на дрова, — сказал вдруг Федос. Сказал так просто и буднично, словно речь шла о старом, ненужном сарайчике, а не о собственном доме, в котором прошла вся Федосова жизнь.

— Амбар забери в колхоз — пригодится, крепкий еще. Все, что там лежит, пользуй по усмотрению. Гвозди, доски — всё бери. Там железину увидишь, волнистую. Так она того… На соевище вашем подобрал. Ты погляди, она с коммунарского дома, наверное. На место прибьешь…

Якиму стало весело. Он слушал, скрывая улыбку: не похож стал батька на прежнего скопидома. Словно подменили человека. Когда приехал сюда с шефской бригадой — чуть не поругались: отец настырно влезал во все дела, не стесняясь, при людях корил Якима за непорядки. А в хозяйстве кое-что переиначил на свой манер. Помнится, пришел однажды на партийное собрание, взял слово, предложил провести воскресник по достройке новых домов колхозников. К деревенскому артельному хозяйству Федос предлагал применять то полезное, что сам узнал на заводе…

На другой день Яким принес отцу мешки. Связали узлы — подушки, полушубки, валенки, чугуны, — небогатое, нехитрое домашнее добро.

— Посидим на дорогу, — предложил Федос и первым уселся на пустой сундук, простоявший в избе много лет.

За окном шел на убыль взвихренный бураном день, становилось сумеречно. И, словно подгоняемые ветром, пролетали воспоминания, примчавшиеся из далеких, ушедших времен. Явились, чтобы еще разок щемяще взгрустнулось человеку, покидающему навсегда родной кров.

— Это хорошо, отец, что нашел ты свое место, — сказал Яким.

Федоса рассердили эти слова. Только и разговору, что про место. Ну как объяснишь тому же Якиму, что не место в жизни, а самого себя нашел человек? Работу по душе, людей по сердцу? Начнешь объяснять — не получится. Попробуй расскажи хотя бы про тот же катер. Что в нем? Вроде бы железо, заклепки. А вот Егор видит в каждом построенном на Дальзаводе суденышке прибавку силы всей России. Верит сам, что от этих маленьких посудин возьмет когда-нибудь начало большой флот на Тихом океане. Верит и других приобщает к этой вере… Помнится, Яким сказал, что из-за таких заработков, которые имеют на заводе рабочие, отцу есть расчет там остаться. И тогда Федосу тоже не понравились Якимовы слова. «Не в деньгах дело», — ответил он Якиму. И тут же подумал: «Егоровы слова повторил. Ну, это не великий грех…»

— Пошли, что ли, — сказал Федос и первым поднялся с сундука.

Как и в прошлогодный отъезд Федоса из Бакарасевки, шумела мартовская метель. Шли на станцию молча. И только на платформе, когда показались огни поезда, Федос сказал:

— Напиши мне, как отсеетесь. И если помощь какая нужна. Егору скажу, устроит…

Подлетел завьюженный поезд. Погрузили вещи, попрощались. Федос напоследок глянул с вагонной лесенки на родную Бакарасевку, заметил возле станционного домика почтаря, лошаденку, привязанную к заборчику — на том же самом месте, где привязывал ее когда-то сам.

В вагоне Федос осмотрелся, узнавая в попутчиках все тех же сезонников-строителей, рыбаков — неспокойную, разговорчивую людскую артель. Среди этих птах перелетных встречался и народ основательный, прочный — с чадами и домочадцами, с домашним скарбом, послужившим, видать, не одному поколению. «На вечную жизнь в новые места подаются», — отметил Федос и ощутил большое желание поговорить со своими вагонными соседями, разузнать, откуда едут и зачем.

Нашлись в вагоне и «камчадалы».