Вадим Павчинский - Орлиное гнездо

Ганнушка накрывала на стол. Она обрадовалась гостю, помогла снять крылатку, приняла у него из рук букет дубовых веточек.

— С вашего дуба, чтобы не забывали родного места, — улыбаясь заметил Алексей Дмитриевич.

На подоконнике в большой стеклянной банке стояли прутики калины с алыми гроздьями. Ганнушка сунула туда же дубовые веточки с гремучими рыжеватыми листьями, искусно обрамив ими пылающую осенним огнем калину.

— Вчера в бухте Улисс калины нарвала, — рассказывала Ганнушка. — Наплакалась, не дай бог. Это на том месте, где в седьмом году шестнадцать минеров расстреляли. Погибли за нашу светлую жизнь…

Давно уже были перенесены оттуда в городской сад Жертв революции останки расстрелянных минеров и матросов. Рядом с ними покоился прах Кости Суханова, также перенесенный с того места, где он был похоронен после злодейского убийства. Но не забывали люди окропленной кровью священной земли и приходили туда накануне праздников, чтобы склонить голову перед памятью героев…

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошли Егор и Степкин. Следом за ними — Андрей, Катя, Сергей, Маша, Семен и Поля.

За беседой незаметно пролетело время. В широкие окна ворвался холодный огонь осеннего заката. В солнечном пламени еще сильнее вспыхнули алые веточки калины, а листья дуба стали медно-красными.

Машенька с грустью смотрела на горевшие под закатным солнцем дубовые листья на окне калитаевской комнаты, и вспомнился ей сейчас молодой монгольский дубок, посаженный дальзаводскими комсомольцами на могиле Ефима Хорошуты. Бедный, смешной Ефимка! Лежит он в каменистой земле Эгершельда. Плещется под коричневым, цвета корабельного железа, утесом волна Амурского залива, по которому один раз в жизни довелось-таки поплавать на пароходе беспризорнику из Ташкента, мечтавшему о суровом полярном походе на остров Врангеля.

Не хотелось верить, что веселого, с душой, открытой всем людям, мальчишки этого нет уже на свете.

Потом Машеньке припомнилось, как ходила она с заводскими ребятами в больницу, где в отдельной палате, на узкой койке, под сереньким солдатским одеялом лежал умирающий Ефим. Вспомнилось, как сварщики сваривали из шпангоутного железа надгробный памятник. К нему Андрей на небольшом куске корабельной стали наварил металлические буквы Ефимовой фамилии.

— Сходим к Ефиму, — предложила Машенька, подымаясь со стула.

Первыми ушли ребята. Потом стал собираться Изместьев. Уходя, он достал из кармана горстку желудей и протянул их Ганнушке.

— Посадите под окном. Прекрасное дерево, — сказал он на прощание.

Ганнушка и Егор остались одни. Ганнушка подошла к окну, посмотрела на вечереющий нахмурившийся залив, увидела утес, за которым купалась когда-то, в далекие годы своей юности. Отыскала глазами заветное место на берегу.

— Помнишь, Егор? — спросила она, увидев, что и он смотрит туда же.

Егор молча обнял Ганнушку за плечи.

Ганнушка стояла красивая, словно помолодевшая, озаренная закатным огнем. Она смотрела на уходящее за темные сопки багряное осеннее солнце, и казалось ей, что не было прожитых лет — жизнь только начиналась.

Запылали мартовские снежные пожары, взметнулось в небо холодное белое пламя, поднялись над дальневосточными лесами, сопками, полями непроглядные метельные дымы.

Весна летела на буранных крыльях из неоглядных далей Тихого океана.

Собиралась в обратный путь шефская бригада Дальзавода. Помогла она «Звезде» основательно, и не только в ремонте инвентаря, но и в устройстве других колхозных дел.

В предотъездные дни Федос стал неразговорчив, хмуроват, задумчив. Яким понимал причину такой резкой перемены в настроении отца. Федосу предстояло принять окончательное решение: оставаться ли в Бакарасевке, куда он еще недавно так стремился, или возвращаться на Дальзавод.

За два дня до отъезда дальзаводцев состоялось общее собрание колхозников «Звезды». Выступил Яким, благодарил шефов за помощь, просил не забывать. Брали слово колхозники, тоже вспоминали добрые дела рабочих из Владивостока, обещали хорошо работать на полях. Неожиданно выступил колхозный сторож — свидетель поимки Федосом Харитона Шмякина — и обстоятельно рассказал собранию об этом, хотя всем были известны даже самые мельчайшие подробности поединка Федоса с Харитоном. Сторож предложил записать в протокол благодарность Федосу Лободе от имени колхоза «Звезда».

Федос сердился на сторожа: нашел время ворошить вчерашний день…