Ирина Велембовская: Лесная история

Сегодня с похорон шли они вместе с бригадиром. Тот, обычно очень словоохотливый, молчал. Логин Андреевич попробовал было пожаловаться, посетовать на жену, которая вовсе «сдурела», затевает невесть что, но бригадир никакого сочувствия не выразил, наоборот, поглядел как-то странно, покачал головой и, свернув в лес, ушел от Широкова.

Перед вечером Логин Андреевич ходил в лесосеку поглядеть, не оставили ли где огня. Увидел, что несколько женщин собрались в кружок, громко разговаривали, кричали по-татарски. Обычно он заигрывал с бабами, они смеялись, бойко отшучивались. Сегодня, завидев Широкова, отвернулись, еще громче заговорили.

— Девки, огня не бросили? — спросил он нерешительно.

— Какой черт тебе еще надо? — почти не обернувшись, кинула одна. И уже тише добавила: — Тьфу, паразит, Гитлер несчастный!..

«Знают, — подумал Широков, — или догадываются… Неужели баба разбрехала?»

Вспоминая все это, Логин Андреевич долго не мог уснуть. Может быть, в первый раз в жизни задумался, что не так уж он хорош, как раньше себе казался, — вон люди отворачиваются, не уважают… Может, сделать, как старуха хочет? Мучительно вздохнув, он несколько раз повернулся с боку на бок. Чувствуя, что не уснет, потихоньку спустил ноги с полатей.

Петровна, замучившись за день, крепко спала. Камиль лежал у нее в изголовье. Как ни чутка была всегда Петровна, в эту ночь не услышала, как слез с полатей Логин Андреевич и, тихо ступая босыми ногами по половикам, подошел к ее постели.

Несколько минут он стоял в нерешительности, потупя голову, прислушиваясь к дыханию жены.

— Бабе покориться — последнее дело!.. — пробормотал он чуть слышно и, крадучись, вышел из избы.

В лесу светало. На поляне перед бараком паслась стреноженная лошадь. Логин Андреевич поймал ее и, стараясь не шуметь, запряг в легкий тарантас. Вернувшись в избу, снова подошел к кровати, на которой спала Петровна. Несколько раз протягивал руку и отдергивал.

Петровна все спала, когда Логин Андреевич во весь мах гнал лошадь к прииску, одной рукой дергая вожжи, другой придерживая плачущего ребенка. Еще не совсем рассвело, он промчался по главной улице и подскакал к больнице.

— Сдурел, что ли? — спросила заспанная нянька, открывшая на стук.

Широков сунул ей бумажку, полученную накануне в исполкоме.

Вышла и дежурная сестра.

— До утра-то не мог подождать со своим ребенком? Переполошил всех.

— Со своим! — обозлился Логин Андреевич. — Мой бы был, я бы его не привез. Берите его, несите куда хотите, — совал он няньке плачущего Камиля.

— Это татарочкин, что померла позавчера? — спросила та, принимая ребенка. — А мы, Широков, думали, что вы его в дети берете. Вроде разговор такой был.

Логин Андреевич потупил голову. «Уж все рассудили», — подумал он и вспомнил, как вчера в поселковом Совете председатель, старый его знакомец, посоветовал: «Взял бы ты его, Широков. У государства и без того заботы хватает: сирот еще после войны полно. А мы бы тебе помогли и пособием и квартирой. Сделай-ка хоть раз в жизни хорошее-то дело!»

Тогда Логин Андреевич рассердился, закричал: «Себе возьми, коли надо!» Председатель махнул рукой, написал в здравотдел бумажку. Хотел и сейчас Логин Андреевич закричать на няньку, но смолчал, отвернулся.

Камиля унесли. Логин Андреевич все стоял у больничного крыльца, дрожащими руками поправляя на лошади съехавшее седелко, подтягивая чересседельник. Он явно медлил.

Нянька высунулась из окна.

— Одеялку-то забери, может, сгодится тебе на что. Парню твоему теперь казенное обеспечено: государство, оно не родная мать, а заботливо. Может, поглядеть напоследках хочешь на парня-то?

— Дура языкатая! — Логин Андреевич вдруг повернул к ней лицо, по которому бежали слезы. — Неси малого обратно сей же минутой! Я его забираю… Неси, говорю, а то убью!..

Что есть силы стегая лошадь, Широков вылетел с прииска. На повороте с тракта в лес увидел бегущую навстречу простоволосую, задыхающуюся Петровну.

Осадив лошадь, Широков спрыгнул и бросился к жене.

— Апронька! Вон он, вон лежит в тележке! Ведь я только в больничку его возил, чтоб доктора его оследовали… А ты думала!.. Эх, Апронька, Апронька!

Осень подступила незаметно. Пошли нудные, холодные дожди, поредела чаща; желтой бородой поникла, повисла трава; потом ударил первый заморозок, сморщился и осыпался янтарный шиповник. Голо, дико стало в лесу. В болоте, под горой на иголках льда ярким рубином горела клюква. Но скоро и ее прихоронил первый, чистый снег.