Сергей Григорьев: Кругосветка

— Вот она, на земле лежит, вверх лицом.

Все ребята присунулись к перилам. Перила затрещали. Мы увидели, что Хлебникова в гневе схватила карту и хотела ее разорвать:

— Вот тебе, шутовка!

— Сударыня, ваш гнев вполне справедлив, — крикнул Алексей Максимович вдове коллежского асессора. — Подождите… не рвите карту… Не сердитесь. Трижды пять — пятнадцать…

Пешков достал из кармана кошелек и, держа его перед собой на вытянутых через перила руках, раскрыл, достал три синенькие пятирублевые бумажки и величественным жестом кинул их одну за другой на ветер.

Колыхаясь, бумажки полетели вниз. Хозяйка кинула карту, торопливо собрала бумажки, сложила аккуратно все три вместе, послюнив пальцы, пересчитала и сунула в карман.

— Мерси, — сказала она, подняв вверх лицо и улыбаясь Пешкову. — А вас, — она грозно посмотрела на меня, — убедительно прошу не пользоваться пожарной лестницей. На то есть двери. Вы давеча сами влезли к себе в квартиру через крышу. Мало того, вы подали дурной пример детям. А главное — я беззащитная вдова; люди скажут: «К Хлебниковой молодые мужчины по лестнице лазают».

— Что делать, Аглая Федоровна, замок у меня самозапорный, а я забыл дома ключ. Вот он!

Я завернул ключ в обрывок газеты и кинул туда, где лежала ничком бубновая дама.

— Будьте добры, отомкните нас.

— Карту! Карту подними!.. — закричали хозяйке мальчишки.

Аглая Федоровна покорно подняла и ключ и карту и направилась к лестнице в мезонин. Женщины, пересмеиваясь, разошлись по своим делам.

— «Инцидент исчерпан», — заявил Пешков словами газетного репортера.

Лестница заскрипела под грузными шагами. Аглая Федоровна отомкнула замок. Не входя, она протянула мне через порог бубновую даму, замок с ключом и крикнула мальчишкам:

— Уйдите с балкона, горчица проклятая! Вы мне дом сломаете.

— Ну как, съезжать мне с квартиры?

Она безнадежно махнула рукой и, сходя вниз, кинула:

— Да ну вас! Живите уж…

Я согнал ребят с балкона в комнату. У Аглаи Федоровны были основания опасаться. Улица наша на косогоре. Все домишки старые, и дом Хлебниковой в том числе. Из-за ненадежного грунта все дома стоят, накренясь вперед, как будто готовятся прыгнуть с кручи в Волгу — купаться. Да и балкон очень ветхий. Когда я снимал квартиру, Аглая Федоровна меня предупредила, что лучше дверь на балкон не открывать: балки ненадежные. А с балкона открывался чудесный вид на Волгу, на пристани с пароходами и на синие Жигулевские Ворота. Я весной открыл дверь на балкон, попрыгал на нем, чтобы испытать прочность балок: балкон не обрушился.

Частенько, сидя на балконе, мы с Алексеем Максимовичем попивали жигулевское пиво, любовались раздольным пейзажем и разговаривали: говорил больше Пешков, а я слушал.

Ребята разместились в комнате: кто на моей койке, кто на табуретках, кому не хватило места — прямо на полу. Все, кого мы могли ждать, налицо: Санька Абзац из Костеринской типографии, прозванный так за то, что любил щеголять типографскими словечками; Шурка Ушан, которого мальчишки дразнили: «Отрежь пирожка» (и правда, уши его напоминали два жареных пятачковых пирожка); Петька Батёк — по матери, ее самое так звали за мужскую силу, голос и рост; Зинька Козан, крепкий, большеголовый коротыш; Вася Шихобалов, прозванный за его нищету по фамилии самарского богатого купца Шихобалова. А вот этого парня, рыжего, не знаю, вижу в первый раз.

Маша Цыганочка уселась на пороге балкона и, перебирая карты, не спускала глаз с Алексея Максимовича. Все молчали, ожидая, что скажет он. А он, покашливая, потирая руки выше локтей, прохаживался посредине комнаты и тоже молчал, кисло улыбаясь.

— Долго вы молчать будете? Что говорено было? — сурово спросил Абзац.

— А что говорено было? Что именно? — прикинулся непонимающим Пешков.

— Должен сам помнить, не маленький.

— А все-таки?..

— Что «все-таки»? Было говорено: в субботу ехать в кругосветку. С тех пор сколько суббот прошло? И все вам не время, да некогда, да денег нет. А вот у некоторых нынче последняя суббота. На той неделе некоторым учиться. Говорили вам это или нет?

— Говорили! Говорили! — отозвалось сразу несколько голосов.

— Верно… Вспомнил… Было это говорено…

— А вы что сказали?

— Я сказал, что в эту субботу непременно поедем…

— Ага, попались! — закричали ребята.

— Нельзя ехать сегодня! — заявил Пешков, несколько помолчав.