Вилис Лацис - Земля и море

— Пики козыри! — кричал в своей комнате Эзериетис, стуча косточкой согнутого указательного пальца по столу с такой силой, что слышно было даже в кухне.

Пожилые хозяева, соседи Эзериетиса, поглаживая бритые и бородатые подбородки, глубокомысленно изучали карты. На другом конце слышались звуки гармони и веселый визг девушек. Пол гудел, словно поле боя, звенела посуда на столе, старый кот, растерявшись, метался из угла в угол. Непрерывно ходила вокруг стола кружка с пивом, и после каждого круга быстрее шевелились пальцы музыкантов, стремительнее становился ритм танца, доверчивее льнули девушки к своим кавалерам. Дыхание делалось прерывистым, слова звучали бессвязно, разгорались глаза, и взгляды становились многозначительными и смелыми. Радость и печаль, бурные желания и робкая тоска, гордость и зависть, нежность и сила — все смешалось в едином вихре.

Алексис Зандав не мог больше оставаться посторонним наблюдателем. Сняв тяжелые рыбацкие сапоги и засунув их под нары, он надел ботинки. И когда после небольшого перерыва пол вновь загудел под ногами танцующих, среди кружившейся молодежи появилась красивая пара — Зандав и Аустра. Все остальные превратились как бы в фон, на котором ярче и выгоднее выделялось их превосходство. Смуглое лицо Алексиса и каждое движение его могучей фигуры дышали внутренней несгибаемой силой. Насколько он был темным и чуточку угловатым, настолько Аустра казалась светлой и изящной. От них обоих веяло чем-то здоровым, свежим.

Когда окончились танцы, они случайно оказались в углу за столом. Взяв кружку с пивом, Алексис протянул ее Аустре. Молча улыбнувшись, она без всякого жеманства отпила несколько глотков, затем вернула кружку Алексису. Он прикоснулся губами к тому месту, которого только что касался рот Аустры. В общей суматохе никто этого не заметил, но внезапно вспыхнувший на лице Аустры румянец подтвердил, что она все видела и обо всем догадалась.

Они не танцевали больше и держались в отдалении друг от друга, но каждый случайный или брошенный исподтишка через толпу танцующих взгляд говорил о том, что оба они каждую минуту чувствуют незримую связь.

Было уже далеко за полночь, когда гости начали расходиться. Гармонист непослушными руками перекинул через плечо ремень гармони и направился к двери. Устало звучали голоса парней и девушек, перекликающихся на прощанье и будивших эхом сонную тишину полей. Последний раз пролаяла собака Эзериетиса, скрипнула дверь, и на хозяйской половине погас огонь. Кругом все стихло и успокоилось.

Только двое еще стояли во дворе, прислушиваясь к удалявшимся голосам, — Зандав и Аустра. Проводив гостей, они долго стояли, глядя на дорогу, и словно совсем забыли о присутствии друг друга. Они ждали чего-то, не решаясь нарушить молчание. Скрипнул снег — это Алексис пошевелился. Медленно, очень медленно подошел он к Аустре и взял ее за локоть — будто ток пробежал по их телам. Опять скрипнул снег — это Аустра повернулась к Зандаву. Взгляды их безмолвно боролись, лица посуровели. Спокойно, но настойчиво, несмотря на сопротивление девушки, Зандав обнял Аустру и привлек к себе. Упираясь кулаками в его грудь, она пыталась высвободиться. Вдруг сопротивление ее ослабло, послышался слабый шепот, похожий не то на счастливый вздох, не то на испуганную мольбу, и Аустра обвила руками шею Зандава. Она перестала прятать губы и ответила на поцелуй. Этим было сказано все то, о чем они никогда не посмели бы заикнуться друг другу. Но поцелуй был единственным. Гибкая и сильная Аустра выскользнула из рук Зандава и убежала в дом. Зандав остался стоять посреди двора — в груди его бушевала весенняя гроза. Вдруг он схватил лежавший возле штабеля топор и, размахнувшись, с силой всадил его в кряжистый чурбан.

Рассвет был холодным и ветреным. В воздухе висел морозный туман. Зандав мог бы, конечно, остаться дома и отоспаться за бессонную ночь — было воскресенье. Но его угнетала глубокая тишина в доме. Эзериетис спал как убитый, Ян в своем углу бормотал что-то во сне. Управившись в коровнике, Зете с Аустрой затихли по своим каморкам.

Зандав нашел на столе кусок копченой свинины и хлеб. Поев, он оделся и отправился на озеро. Здесь его ждали старые знакомые — целая стая ворон. Привыкнув к тому, что каждое утро на их долю доставалась рыбная мелочь, они, едва завидя Зандава, принимались каркать и кружить над ним. Но сегодня он словно не слышал криков голодных птиц. А по временам он вел себя просто странно: улыбался, шептал что-то, когда же на берегу, во дворе Эзериешей, появились люди, он стал пристально глядеть туда, точно стараясь увидеть кого-то.