Мария Халфина - Повести и рассказы

— Да, но у Германа Павловича мать-старуха…

— Ну и что?! Нет, ей-богу, бред какой-то… Значит, Мальцева с беременной женой загнали на верхотуру ради Германовой старухи?

— Жена Мальцева не на всю жизнь беременна…

— А когда пацан будет? Таскаться с коляской по лестницам?

— А старухе с больным сердцем по лестницам можно?

— А какой дьявол ее по лестницам гоняет? Чего ей дома не сидится? Балконы у них на непроезжую улицу выходят: сиди, дыши, сколько влезет. Не пыльно и… мухи не кусают. Чего ей еще нужно?

— Вот и Мальцеву так сказали: поставите коляску на балконе, будет ребенок, как на даче. А молодым по лестнице пробежаться не проблема.

— Бред собачий! — Женя раздраженно отпихнул тарелку с рыбьим скелетом. — Старухе жить осталось всего ничего, а Мальцевы из-за нее на четвертом этаже куковать должны.

— А чего ты ее раньше смерти хоронишь? Я ее часто вижу — бодрая такая старушенция, живая… В магазин еще ходит, в кино. Как-то я ее в филармонии встречал… в библиотеке…

— Ну, тем более/ Значит, не такая уж она древняя, дряхлая…

— Не дряхлая, а по лестнице ползет — задыхается… сердце-то старое, изношенное…

— Да, действительно… — иронически поддакнул Женя, — в аспекте развития мировой истории — фактор чрезвычайно важный, сколько лет еще будет здравствовать мамаша уважаемого Германа Павловича, пять лет или пятнадцать?

Вооружившись полотенцем, Алексей присел перед духовкой. Видимо, Женьку основательно допекли дома, и теперь он просто пытается сорвать накопившееся раздражение. Продолжать спор в таком тоне не хотелось.

В коридоре зазвонил телефон.

— Поди послушай, кому это там приспичило… — обрадованно попросил Алексей. — Я поджарку выволакивать буду…

Через минуту из коридора донесся все еще раздраженный голос Жени:

— Да… да! Квартира… Что? — и сразу же другой, неузнаваемо-любезный Женин голос пропел — Хэллоу! Простите, пожалуйста, нет, это не Николай Ильич… Алешу? Одну минуточку, Алеша, вас просят подойти к телефону и взять трубочку… — И тут же заорал торжествующе — Ara! Узнал все же?! Узнал, очарованный странник? С благополучным прибытием вашу милость, когда приехал? Откуда трезвонишь? Из автомата?

Из кухни, вытирая жирные руки белоснежным посудным полотенцем, выглянул Алексей.

— Сашка… из совхоза с калыма вернулся… — весело пояснил Женя. — Они там с политехниками телятник воздвигали… Нет, это я Лехе… Какова обстановка насчет ночевки?

Женя отпихнул Алексея, пытающегося отобрать у него трубку.

— Обстановка идеальная. Предки вкупе с бабушкой на два дня отбыли в деревню на отдых…

— Сань, где ты? — завладев наконец трубкой, закричал Алексей. — С нашего автомата? Давай двигай галопом, пять минут на переход, а то поджарка стынет…

Ждать Сашка себя не заставил. Ввалился — бронзовый от загара, обветренный, грязный, благодушный.

— Салют, православные! — пророкотал он вполне созревшим, прокуренным баском матерого работяги-строителя.

— В общаге ремонт… душ не работает… полцарства за мочалку!!! — Он осторожно свалил с плеча тяжелый рюкзак, прислонил его к стене. — Автобуса ждать терпежу не хватило… сорок километров на кулях с картошкой… пылища — не продохнешь.

— Ну и каков калымчик? — поинтересовался Женя.

— Калымчик нормальный… с плюсом. Похарчились знатно, как в добром санатории… — сбрасывая в ванной пропыленные свои рабочие одежки, похвалился Саша. — От совхоза благодарность по всей форме, с приложением печатей, ну и, соответственно, пиастров пачечка. Хватит на модные обутки, на порточки с пиджачишком, кое-какой гак еще останется на разный мелкий расход.

Зашумела ринувшаяся из душа вода, послышались блаженные Сашкины стоны и уханье.

Через пятнадцать минут Саша возник на пороге кухни, словно вышедший из реки молодой бронзовый бог… в малиновых плавках.

Алексей хлопотал у стола. Вывалил на тарелки дымящуюся «поджарку», неуверенно взял бутылку, где на донышке плескались остатки портвейна.

— Мы с Женьшенем уже приложились, ты извини, Сань, маловато, конечно, ну, как говорится, для аппетита…

Саша поднес стакан к носу.

— С ума сойти! Под такой мировой харч и… портвейн?! Боже! Какая профанация! Какой позор! Великовозрастные олухи! Будущие инженеры!

Возмущенно причитая, он притянул за лямку свой раздутый рюкзак и осторожно извлек из него бутылку водки. Умело свернул за ушко блестящую головку-колпачок и, сглотнув на ходу портвейн, разлил водку в стаканы.