Виктор Устьянцев - Почему море соленое

Это было не столько смешно, сколько грустно. Мы с трудом узнавали друг друга. Нас стригли, как овец, — прямо во дворе. Три парикмахера стрекотали машинками, летели на землю пучки темных, светлых, рыжих волос, и ветер разносил их по двору.

— Вполне хватило бы на три пары валенок, — подсчитал Игорь.

— Кошмар! Этот цирюльник под нулевку болванит.

— Им так приказано.

— Глупый приказ.

— А приказы, между прочим, не обсуждаются, а выполняются, — сказал неведомо откуда появившийся моряк с тремя полосками на погончиках. — Выполняются беспрекословно, точно и в срок. Запомните это с самого начала, иначе трудно будет.

— Слушай, кореш, каким ветром? — Игорь фамильярно похлопал моряка по плечу.

— И еще запомните, — холодно сказал моряк, — я вам не кореш, а командир. Буду сопровождать вас до места службы.

— Ясно, товарищ старшина третьей статьи! — блеснул своей эрудицией Игорь.

— Первой статьи, — поправил старшина. — Три полоски на погончике носит старшина первой статьи. Третьей статьи вообще нет на флоте. — В голосе старшины было столько безоговорочной уверенности в своей власти, что мы, стоявшие до этого как попало, умолкли и незаметно для себя стали выстраиваться в шеренгу. Старшине оставалось только крикнуть:

— Р-рав-няйсь!

Разбирались по ранжиру и подравнивались мы, наверное, минут двадцать.

— Ну, этот бурбон даст нам прикурить! — сказал Игорь, кивнув на старшину. Видимо, Игорешка не мог простить ему публичного посрамления.

— Разговорчики в строю! — зыкнул старшина. — Смирно! Равнение — направо!

Только теперь я заметил подходившего к нам морского офицера с двумя средними и одной узкой нашивками на рукавах. Старшина, печатая шаг, двинулся ему навстречу и, не дойдя метров трех-четырех, доложил:

— Товарищ капитан-лейтенант! Первый взвод молодого пополнения в количестве тридцати человек построен. Командир взвода старшина первой статьи Смирнов.

Так вот, значит, как: мы теперь именуемся молодым пополнением, а старшина Смирнов — наш командир взвода. А кто этот офицер? И почему капитан-лейтенант, а не просто капитан или лейтенант?

— Здравствуйте, товарищи! — сказал офицер.

Кое-кто ответил по-уставному: «Здравия желаем», кто-то привычно и негромко сказал: «Здравствуйте», а один озорно выкрикнул:

— Приветик!

Капитан-лейтенант удивленно посмотрел в сторону, откуда раздался этот выкрик, усмехнулся и спокойно заговорил.

Он командир роты, будет сопровождать нас в учебный отряд. Рассказал, какие порядки будут у нас в вагоне, как мы поедем. Куда поедем — не сказал. Из всего этого я понял только одно: без разрешения старшины мы ничего не имеем права делать.

Потом мы погрузили вещи на машину и пешком двинулись на вокзал, изображая, впрочем, не очень старательно, некое подобие строя. Мы шли прямо по мостовой, а наши родственники — по тротуару. Их было много, они все что-то говорили, смеялись. Какая-то компания пела песни под гармошку. За всю дорогу я только два раза видел отца и Антошу, потому что их все время оттирали, а я старался не сбиться с ноги, ибо идущий впереди меня парень, когда я наступал ему на пятки, «благодарил» меня в выражениях, весьма далеких от изящной словесности.

Я думал, что нас сразу посадят в вагоны и повезут, но нас привели на областной сборный пункт и держали там до вечера. Пришли начальник эшелона капитан 2 ранга Самойленко и его заместитель по политчасти капитан-лейтенант Протасов. Начальник эшелона сказал речь в духе строевого устава, а замполит роздал газеты и стал выявлять наши вокальные, музыкальные и танцевальные способности.

— Мы с вами еще такие концерты давать будем, что заслушаешься, — пообещал он.

— На фига нам эта самодеятельность! — сказал Игорь, когда замполит ушел.

Старшина первой статьи Смирнов назначил меня командиром первого отделения. Обязанности разъясняя просто:

— Чтобы был полный порядок. Ясно?

Мне было абсолютно ничего не ясно, но я согласно кивнул.

Ночью мы погрузили в вагоны свои вещи, и нам разрешили попрощаться с родными. Отца и Антошу я нашел на перроне, им сказали, видимо, когда будет отправляться поезд.

— По-барски едете, в плацкартном. И постель чистенькая, — позавидовал отец. — А мы ехали в теплушках, спали на голых нарах. Холодище стоял, костры на полу разводили…

Все отведенные нам десять минут он рассказывал, как ехал на фронт. Только когда дали команду «По вагонам», спохватился: