Михаил Скороходов - Всех помню…

К вечеру в горнице был накрыт богатый по тем временам стол. Тарелка с квашеной капустой, десятка два печеных картофелин, несколько вареных яиц, а в центре… Но не успели сесть за стол, как за окном заскрипели ржавые тормоза штабной полуторки, и дежурный офицер с порога крикнул:

— Экипаж «Бестужев-Марлинский», в машину! Задание на разведку.

— Ребята, я через сорок минут вернусь, — широко улыбнулся Слава. — День рождения не отменяется.

И они ушли. Вскоре над крышей нашего дома раздался низкий бас улетающего за линию фронта ИЛа. Мы ждали его возвращения сорок минут, потом час двадцать и страшно обрадовались, услышав нарастающий гул приближающегося к аэродрому штурмовика. Игорь Чесноков глубоко вздохнул, и вздох этот в пояснениях не нуждался. Значит, пришли, значит, полный порядок! Потом распахнулась входная дверь, и в слабо освещенной горнице с парой рыжих унтов в руке возник воздушный стрелок Марлинский.

— Наконец-то! — воскликнул Чесноков. — Но где же сам юбиляр? Где Бестужев?

— Погиб Слава, — произнес тот медленно, словно отдирая от себя каждое слово, как отдирают бинты от тяжелых, незаживших ран.

Ни у кого из нас не вырвалось душераздирающего «как»? Оно замерло только на устах и во взглядах. И в ответ Никита Марлинский, трудно глотая воздух, пояснил:

— Зенитка…

Спустя некоторое время он рассказал все в подробностях. Снаряд разорвался в кабине. Слава сажал «шестерку» почти без сознания, а когда Марлинский, уже на земле, подбежал к нему, сказал хриплым шепотом: «Вы все-таки отпразднуйте за меня, нельзя отменять день рождения». Потом, собрав силы, улыбнулся и прибавил: «А собачьи мои валенки отмойте от крови. Очень я хочу, чтобы кто-нибудь из вас дошел в них до самого Берлина и по куполу рейхстага, где Гитлерюга засел, отбомбился!»

Онемев от горя, мы смотрели на Марлинского, принесшего страшную весть. Тарас Скрипка бросился к воздушному стрелку и почти вырвал у него окровавленные унты:

— Я возьму эти «собачьи валенки»! И клянусь, что выполню завещание лейтенанта Бестужева.

Настал день, когда гвардейский штурмовой полк взял боевой курс на Берлин. Тридцать шесть ИЛов. Тридцать шесть летчиков и тридцать шесть воздушных стрелков. Итого, если помножить на два, — семьдесят два человека.

В апреле сорок пятого было за Одером уже довольно тепло, и летчики шли в полет, обутые в армейские сапоги. Только на ногах командира полка Тараса Скрипки были рыжие с подпалинкой меховые унты — Славкины «собачьи валенки». В тесной кабине «ильюшина» Скрипка ожесточенно давил ими на педали, когда вел свою армаду сквозь сплошную завесу зенитного огня, когда сбрасывал бомбы на почерневший от дыма купол рейхстага и поливал его из пушек.

Может, это было и не так, но, говорят, будто весь мир услышал, как выкрикнул из кромешного дыма и пламени Тарас Скрипка, майор по званию и командир полка по должности:

— Это за тебя, Слава!

Прошли годы. В квартире Тараса Максимовича Скрипки до сих пор стоят в полутемном углу заботливо прикрытые зеленой плащ-накидкой старые унты. Бывает, что разыгравшийся шестилетний внук отдернет край этой накидки и, уставившись глазами-пуговками на облезлые носы унтов, звонким голосом спросит:

— Что это, деда?

— Осторожнее, шалунок, — строговато отвечает седой ветеран. — Это «собачьи валенки» лейтенанта Вячеслава Бестужева.

Отчества он не произносит, потому что, по глубокому его убеждению, грешно называть по отчеству человека, которому в день его гибели исполнился всего двадцать один год.

Известный узбекский писатель Сагдулла Караматов был отмечен в 1975 году дипломом Министерства обороны СССР. Его новая повесть «Капля крови» — о грозных революционных событиях в Бухаре. Неотвратимо нарастала буря народного гнева против кровопийц-баев и предателя эмира, пытавшегося отторгнуть Бухару от Советского Туркестана. Главный герой повести — молодой дехканин Равшан, у которого баи убили отца, отняли невесту, родной дом, брошен за непокорство в тюремную яму — зиндан. Спасенный друзьями, он помогает большевикам Бухары переправить письмо командованию Красной Армии с просьбой о поддержке восстания бухарских трудящихся. Сложным путем находит верную дорогу в жизни другой герой повести — Бури-Див.