Юрий Платонычев - А дальше только океан

— Что-то у нас в опале поездки на лоно природы! Дома какой отдых? Одни заботы. Копошимся, копошимся, эдак и окуркулиться недолго.

Офицеры дружно поддержали предложение Малышева организовать рыбалку, их не остановило напоминание Павлова, что рыбалки не должны превращаться в пикники. Большинство охотно заявило, что в этом они единомышленники с командиром и сами знают вред пикников и пользу «чистых» рыбалок.

Накануне выходного легли пораньше. Решили поспеть на зорьку, к четырем уже сидели в автобусе. Предпоследним на подножку тяжело ступил Малышев, снаряженный не хуже Тартарена из Тараскона. Дремавший Городков сразу встрепенулся, подметив сходство Малышева с этим известным литературным героем. Ему хотелось позубоскалить, но еще больше хотелось спать, он лишь пробормотал:

— Досплю немного, тогда скажу:

— Спи, спи… — откликнулся Малышев. — Человечество ничего не потеряет, если ты помолчишь.

— «Человечество» — это, разумеется, ты?

— Хотя бы…

— Всем тебя природа наделила, а вот скромностью…

— Скромность она для тебя приберегла, — отшучивался Малышев, рассовывая под сиденья рыбацкие принадлежности. — В природе, дружище, все рассчитано. Так сказать, постоянство поддерживается. Чего-то тебе перепало, чего-то мне…

Городков сладко зевнул, сложился кренделем и, уже засыпая, вяло промолвил:

— Ладно, говорю, дай сон досмотреть…

Поспели в самый раз. К зорьке.

— Юра, проснись! — тряс Малышев Городкова, ронявшего голову то в одну, то в другую сторону.

— А! Тар… Тар… — промелькнуло у того смутное воспоминание. — Чего тебе?

— Проснись, всю рыбу проспишь!

Бухта напоминала озеро. Отгороженная от океана скалистым островом, окаймленная лесистым крутогорьем, она казалась глубокой чашей, на дне которой переливалась темная, почти черная вода. Узкой подковой серел пляж; слева, почти у самого выхода, в бухту впадала говорливая речка, густо заросшая плакун-травой. У правого мыса вкривь и вкось торчали два полуразрушенных причала, где когда-то швартовались рыбацкие кунгасы. Сразу за пляжем, светло и радостно зеленея, взлетали на откосы низкорослые, скривобоченные пургами березки вперемежку с шиповником, рябинником, с островками кедрового стланика. Тут и там щетинилась сизыми листиками жимолость, изумрудными ручейками расползалась низкорослая шикша, а молодой шеломайник уже раскинул свои лопушиные листья. Пройдет всего ничего, и разрастутся они величиной в слоновьи уши. Странно было, откуда что взялось — давно ли снег сошел!.. Природа явно спешила наверстать упущенное. А воздух!.. Он был напоен ароматами разнотравья, настоян йодистым духом морской капусты, выплеснувшей свои бурые гирлянды на песок, на старые причалы, на обрушившуюся вместе со скалой да так и росшую у самого всплеска одинокую березку.

«Грл-грлы, кш-ш-шу-у-у… Грл-грлы, кш-ш-шу-у-у…» — ворковала речка, не печалясь, что ее воркование остается безответным.

Офицеры притихли, наблюдая за рождением дня. Солнце было еще где-то за горизонтом, а может, над горизонтом, но здесь, за сопками, его еще не видно. Чувствовалось только, что оно близко, что оно хочет разогнать мрак и одарить все сущее на земле животворным теплом и лаской. Кое-где туман еще цеплялся клочьями за воду, льнул к ней, но та не желала его близости, отталкивала его, и сырые белесые клубы обиженно уплывали кверху, чтобы вскоре совсем исчезнуть.

— Как? — Малышев с сияющим лицом обратился к Павлову. — Прав я, что обещал привезти вас в райский уголок?

— Прав, Василий Егорович, — весело соглашается Павлов. — Прав на все сто!

Для рыбаков тут и впрямь земной рай. Тихо, уютно, не нужно никаких лодок. Лови себе в бухте прямо с причалов, а в речке есть смысл попытать счастья и на сетку.

Павлов с Винокуровым и Малышев с Городковым, не долго думая, стали выбирать себе «исходные точки» на сваях. Нашлись охотники во главе с Роговым расставить сеть. Недаром они захватили сюда болотные сапоги.

Вообще-то, по классификации Малышева, рыбаки делятся на три группы. Одних улов не волнует. Они рады, что вокруг красота, что воздух — сплошной озон, что можно посудачить о том, о сем в свое удовольствие. Другие считают своей главной целью — поймать больше рыбы, не очень-то воспринимая окружающее. Такие всегда охочи до орудий массового лова, то бишь до сетей. И наконец, золотая середина — самое многочисленное племя рыболовов-любителей, к которым Малышев причислял и себя; эти видят утеху и в рыбацком братстве, и в «философических» беседах, однако не чураются и промысловой стороны. Наговорившись, они неотвратимо — особенно, когда хороший лов, — впадают в азарт. Тут уж разговорчики в сторону. Тут уж подавай улов!