Юрий Платонычев - А дальше только океан

«Стоп, мичман! — оживился Павлов, который с самою начала присутствовал на бюро. — Пожалуй, это то, что надо. — Он уже мысленно соединил высокие серебристые фургоны задними стенками и видел, как внутри, у торпед, хлопочут матросы. — Серов — золотая голова!»

— Можно мне? — По лицу Рыбчевского прошмыгнула упрямая искорка. — Все же я настаиваю на своем. До учения мы так и так не успеем. Поэтому давайте будем реалистами, давайте вернемся к этому после. Между прочим, товарищ Жилин того же мнения.

«Вот откуда дует ветер», — подумал Павлов.

— Ну что ж, — секретарь решительно встал, — пора закругляться. На мой взгляд, выводы такие. Указать товарищу Кубидзе на непринципиалыюсть. Признать, что и партбюро не отличалось принципиальностью. Ну, и поручить товарищу Серову приспособить фургоны. — Помедлив, он тяжело вздохнул и нагнулся к Павлову: — Товарищ командир, у вас будет что-нибудь?

— Будет… — Опираясь ладонями о край стола, Павлов выпрямился и после небольшой паузы сказал: — Считаю выводы правильными, однако нужна поправка. Один Серов фургоны не осилит. Да и негоже получается: сам предложил, сам и вези. Давайте поручим это Кубидзе. Ваша ошибка, Вениамин Ефимович, вот в чем: мнение старших, конечно, надо уважать, принимать во внимание. Но и самим надо думать. Если можно сделать быстрее, то делать медленно — просто не солидно.

Свежий наст жестко шуршит под лыжами. Вчера чуть потеплело, размягчило, а ночью мороз опять прижал и получилась твердая корка. Такая твердая, что топай по ней без оглядки — остаются только неясные вмятины. Но одно дело спокойно идти, другое дело бежать. Как только побежишь, сразу провалишься по пояс, да еще обдерешься об острые края. Зато на лыжах — одно удовольствие! Куда ни поверни, везде укатанные дорожки.

Рыбчевский взял средний темп и двигает переменным шагом: левой-правой, левой-правой… Он незаметно косится назад и видит, что Левик с Вовкой пока не отстают, поспевают нога в ногу. Правда, его средний темп оборачивается для них настоящей гонкой, чувствуется, что они уже на пределе, вот-вот попросят о милосердии, но еще держатся, не забывают, как должны вести себя мужчины. Их темно-синие помпоны на белых вязаных шапках — точно такая и у самого Рыбчевского — колышутся в такт размашистому бегу и служат хорошим ориентиром на тот случай, если кто оторвется. А вот Тоня, кажется, и впрямь оторвалась — ее красный помпон отстает все больше и больше, превращается в еле заметную точку.

Рыбчевский усмехается, представляет, на кого они похожи со стороны: впереди несется как угорелый плотный дядя, за ним, словно привязанные, мельтешат отпрыски. Ни дать, ни взять картинка из мультфильма, где в таком же стиле передвигался папа-медведь со своими медвежатами.

Впереди показалась узкая бухта. Ночной мороз из-за мелководья прихватил ее раньше других извилин залива. Она сверкает зеркальной гладью и пускает зайчики. Рыбчевский жмурится, отворачивается, но упрямо держит направление на одинокую копнообразную фигуру, непонятно как очутившуюся на льду.

До бухты уже близко, можно сбавлять шаг, но это будет сдачей позиций, проявлением слабости. Когда отправлялись на прогулку, Левик и Вовка дали торжественное обещание добежать до бухты без передышки, посему — никаких остановок!

Справа, наперерез Рыбчевским, мчатся еще два лыжника. У переднего белый верх, красный низ, у заднего те же цвета костюма располагаются в обратном порядке. Вениамин Ефимович знает, что это Городковы. Можно уже рассмотреть, что впереди сноровисто семенит женщина. Похоже, пара хочет во что бы то ни стало проскочить перед ними. Но и Рыбчевский не желает уступать, тем более что Левик и Вовка обрели второе дыхание, несутся, как зайцы, начали наступать отцу на пятки.

Слышно, как Городков кричит:

— Лиля, больше не могу!.. Малый ход!

Однако лидер наддает жару, и теперь ясно, что Городкова проскочит перед Рыбчевскими, опередит их. Еще минута, другая, и красный шарф действительно проносится первым, возвещая победу красно-белых.

— Уф-ф-ф! — с облегчением восклицает Городкова и, подождав мужа, останавливается.

— Салют!

— Привет!

— Ну, Лилия Ивановна! — Рыбчевский с напускной строгостью грозит пальцем. — Попались!.. А я-то с ног сбился, не знал, кого выставлять на спартакиаду. Считайте, что в графе «женщины» уже стоит ваша фамилия.

— Лиля, Лиля, — смеется муж, с силой втыкая палки. — Вот и угодила на карандаш начальства!