Юрий Платонычев - А дальше только океан

Тульчинский поддавал и поддавал газу, другие не отставали, что время от времени подтверждал Серов. Колонна катилась довольно ходко. Снег начал редеть, смотреть стало свободнее, Городкову даже подумалось, что и сегодня ему повезет, как везло раньше. Моторы гудели ровно, машины двигались дружно, под грузом заметно уменьшилось скольжение. Конечно, все время кренило, подбрасывало, толкало вперед и в стороны и, чтобы не набить шишек, приходилось крепко держаться за баранку или кабинную скобу. Так прошло полтора часа.

— «Первый»! — Наушники вздрогнули тягучими серовскими переборами. — «Восьмая» в кювете!

«Приехали!» У Городкова вдруг невыносимо заныл под коронкой зуб.

«Восьмая» действительно оказалась даже не в кювете, а в глубоком, до краев заснеженном рву. Из снега торчала только крыша кабины, на которой приплясывали от холода Чулков и водитель Проничкин.

На машине Серова имелась про запас лебедка, способная вызволить из любой канавы, но здесь была не канава, а широченная яма, да и перегрузка шлакоблоков заняла бы много времени.

— Как его угораздило? — с досадой выдавил Серов, откидывая сползавшую на лоб шапку, когда они с Городковым увидели, что случилось.

— Предложения? — нетерпеливо прервал его Городков.

— Предложение одно: дать Чулкову с Проничкиным тулупы, валенки, дать харч и пускай дожидаются, покуда за ними приедем.

— Неприемлемо! — Городков вспомнил, что на прошлой неделе вышел приказ о водителе, который заснул в кабине и угорел от выхлопных газов. — Отставить тулуп и валенки, Иван Фомич! Запирайте кабину, Чулкова и Проничкина разместите в других машинах и быстрее в путь.

— Есть! — с хрипотцой гаркнул Серов и уже тише, чтобы слышал один Чулков, добавил: — Будь моя воля, стащил бы с тебя портки, выпорол и оставил заместо дорожного знака.

Было видно, что Чулков груз как следует так и не разместил, оттого и вышла катавасия.

Хоть и получалась немалая задержка, к обрывам все-таки поднялись. Метель даже чуть отпустила, и потому повороты около них укротили, показалось, легко. Но становилось труднее вести машины дальше, труднее следить за дорогой, подступало утомление у водителей. Перегретые двигатели не скупились на душное тепло, рождавшее сонливость.

«Нельзя, не поддавайся. Сзади целая колонна!» Городков встряхивался, опускал стекло, позволяя вместе с ветром влетать и снегу, зорко смотрел вперед, часто оборачивался, слушал приемник. Ему казалось, что он, как и Тульчинский, сросся с машиной, привык к неудобствам рейса. Но это только казалось. Усталость брала свое, и страшно хотелось поскорее добраться домой.

Прошло еще долгих три часа. Впереди замельтешили огоньки. Они были далеки, предстояло еще выдержать спуск и подъем. Но их узнали, от них уже веяло домашним теплом.

Утром непогода кончилась, на этот раз она была непродолжительной, и Павлова с Ветровым вызвали в штаб.

— Почему бросили машину? — Жилин как выстрелил, подавляя Павлова тяжелым взглядом исподлобья.

Волков, все еще остававшийся за Панкратова, по дорожной карте старался определить, как далеко находится «восьмая», а Жилин без конца вытирал платком шею и не спускал с Павлова цепких осуждающих глаз.

— Вы что, забыли наставление? — Жилин перенес платок ко лбу.

— Не хотели подвергать людей опасности, — мрачно сказал Павлов. — Стали бы греться, могли бы угореть от мотора.

— А как вы думаете, имеет право военный водитель бросать свою технику?

— А разве не бросает свою технику военный летчик, вынужденный катапультироваться? — попытался так оправдать решение Городкова Павлов.

— Ну уж ты загнул, Виктор Федорович! — Волков поставил карандаш торчком над найденной точкой. — Летчик покидает самолет, когда не может его спасти. И потом, для летчика существует смертельная опасность, а тут что?

Ветров, примостившийся у стены, проговорил:

— Нашу машину спасать не надо. За ней уже поехали. А вот для людей была прямая опасность замерзнуть или задохнуться. Мы помним приказ о подобном же случае!

— Так то в гараже, — не принял довода Волков. — В наглухо закрытом гараже.

— Едва ли под снегом лучше…

Наступило напряженное молчание. Лишь мерное тиканье старинных настенных часов в кабинете Волкова нарушало его, настраивало лучше подумать, лучше взвесить и уж потом делать выводы.

— Вас предупреждали, что ожидается циклон? — опять холодно спросил Жилин, пристально рассматривая свои ногти.

— Да, именно вы и предупреждали, — согласился Павлов. — Считаю своей ошибкой, что послал колонну, не имея запаса времени.