Рядом с Павловым и Бучинским прохаживается вахтенный офицер. То к штурманской рубке, то к станции погружения, то туда, то обратно. Руки назад, шаг степенный, глазами нацелен на рулевых. Куда бы ни шел — все время следит за горизонтальщиком и вертикальщиком. Те чувствуют «знаки внимания» и так тонко орудуют рулями, что совсем отклонений не дают, держат лодку точно на нитке.
Моряки в центральном посту с головой ушли в свои приборы. Всматриваются, вслушиваются, вдумываются. Кажется, ничего не существует, кроме этих циферблатов, шкал, стрелок, отрешавших людей от всего мирского. Сколько Павлов ни бывал на подводных лодках, всякий раз удивлялся собранности подводников. На эсминце притомился от вахты — можно в иллюминатор глянуть. Вон чайка резвится, вон островок на горизонте, вон шквалистое облачко по небу ползает. Полюбовался чуток — какую-то разрядку получил. На лодке перед тобой только цифры, риски, кнопки, вентили. Куда головой ни верти — все они.
Павлов незаметно следил и за командиром лодки. До чего типичен! Среднего, какого-то удобного росточка, в пилотке с зазеленелым «крабом», в синем комбинезоне и кожаных перчатках, он держался властно, распоряжался, сообразуясь голосом с величиной отсека, однако в его словах звучала твердость. Павлов смотрел и невольно сравнивал его с надводниками. На крейсерах командиры с горделивой осанкой, с орлиным зрением, настроенным на океанские дали, в щеголеватой фуражке, в ловко сидящем реглане и непременно с биноклем на шее. Только посмотри на мостик, и сразу выделишь приметную фигуру. Ее не спутаешь ни с кем. Да и как иначе! Солидные размеры корабля, потребность быть видным из любой точки верхней палубы заставляют командира иметь такой приметный облик. На ракетных и торпедных катерах командиры почитают шлем с очками, штормовую куртку с теплыми штанами; они всегда поданы вперед, их цепко расставленные ноги готовы встречать любые подскоки, а зоркий прищур на задубелом, обработанном солеными ветрами лице быстро охватывает все вокруг. Стремительность — вот что отличает катерников. Ну, а подводники?.. Командир-подводник привык держаться за рукоятки перископа, оттого любит кожаные перчатки; он привык «складываться», ныряя в рубочный люк или переборочные двери, оттого чуть сутулится; он нетороплив, осмотрителен, говорит и даже командует, не повышая голоса, будто, повысив его, рискует утратить основное преимущество своей лодки — скрытность. Но самое примечательное у подводника — его взгляд. В нем и человечная строгость, и суровая душевность, и дружеская открытость. На лодке зависимость экипажа от каждого моряка и каждого моряка от всего экипажа заставляет командира днем и ночью сколачивать свою команду. Видно, это и оставляет такую неизгладимую печать на его внешности.
А как ловко переходил командир из отсека в отсек!.. Вот где сразу виден подводник! Плавным поворотом рукоятки он настежь открывал дверь, ловко проносил в нее сначала руки и одну ногу, потом упруго отталкивался и тут же скрывался в следующем отсеке.
В центральном посту росла настороженность. Еще не сыграна тревога, а командир все чаще покидал насиженный стул и навещал штурмана, механик чаще обзванивал свои посты, напоминая, что «вот-вот…», торпедный электрик отлаживал счетную машину, да и старпом не уходил из ЦП — верный признак, что «вот-вот…» наступает, ибо ему, старпому, по тревоге и менять вахтенного офицера.
Экипажу ведомо, что долгих поисков сегодня не предвидится, что очень скоро лодку-цель должны найти, знает он, что вся соль сегодняшней стрельбы — как можно скорей выпустить торпеду, не дожидаясь, когда машина сделает все расчеты, потому как торпеда в них и не нуждается.
Настороженность экипажа передалась Павлову, он в который раз успокаивал себя, что делалось все правильно и что теперь эта правильность должна себя показать. Пожалуй, один Бучинский не поддавался чувству настороженности и знай себе мурлыкал какой-то игривый мотивчик.
— Подводная лодка, пеленг девяносто! — прорезал тишину отсека взволнованный голос акустика.
— Торпедная атака! — тотчас бросил командир и стал отдавать короткие распоряжения рулевым, старпому, штурману.
Бучинский оборвал мотивчик.
Прошли какие-то мгновения, и динамик вновь заговорил:
— Торпедный аппарат номер один к выстрелу приготовить! — В командирском голосе звучало прежнее спокойствие и лишь добавилось немного торжественности.
— Пошли еще раз в первый отсек, что ли… — то ли спросил, то ли предложил Бучинский.
Читать дальше