Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Пожимая руку Богдану, Гай сразу почувствовал холодок, не свойственный их отношениям. Не знал, чем его объяснить. То ли тем, что семья рабочего бедствовала, то ли сказалось влияние Стахура. До Гая дошли слухи, будто Степан в разговоре с рабочими недружелюбно отзывался о нем. Вчера Стахур сам бросил упрек Гаю: «Друже Кузьма, вы виноваты, что семьи пильщиков голодают… Я предупреждал».

Гаю было досадно:

«Неужели Стахур не понимает, что борьба связана с трудностями, страданиями? Неужели Богдан, не раз сидевший в тюрьме, настолько наивен, что верит наговорам Стахура?»

— Что же вы, голубе мой, крылья опустили? — прямо спросил Кузьма.

— Горе только рака красит, — тяжело вздохнул Богдан. — И вот что… богом прошу, не толкайте меня в штрейкбрехеры!

Гай понял, что Богдан узнал о решении забастовочного комитета. Ему рассказал Стахур. Но почему же Степан не растолковал все как следует?

— Вы не думаете, что говорите, друже Богдан…

— А вы не думаете, что делаете! — раздраженно перебил Богдан. — Я не вернусь на лесопилку!

— Почему?

— Что же подумают обо мне товарищи? Скажут: «Сам нас уговаривал бастовать, а прижал голод — испугался, изменил, стал на работу!» Следом за нами все, кто бастовал, в ноги барону кинутся. А потом попробуйте когда-нибудь людей поднять! Забастовочный комитет об этом подумал? Только что я около фонтана на Старом Рынке встретил одного нашего рабочего. Знаете, что он мне сказал? Что управляющий барона согнал всех рабочих во двор лесопилки и прямо с фаэтона речь держал. Мол, главари забастовки пильщиков, что до вас тут работали, упросили барона принять их назад на работу. Барон сжалился, принял их. Мол, видите, какие люди бывают? Подбили народ, семьи голодают, а баламуты-главари вышли из воды сухими.

Гай задумался. Когда он вернулся из Дрогобыча и Стахур сообщил ему о единогласном решении забастовочного комитета послать на лесопилку своих людей, которые подготовят новую забастовку, Гай не возразил. И кандидатуры не вызвали сомнения. Но сейчас разговор с Богданом встревожил и насторожил Гая.

— Благодарю за откровенность. Согласен, что решение комитета не продумано. Завтра созовем товарищей. И вы приходите, расскажете все. Я теперь понимаю, что посылать наших людей на лесопилку нельзя. Барона надо оставить в дураках…

«Нет, он не похож на Стахура, не гонористый. Не боится признать, что ошибся!» — с уважением подумал Богдан, не зная, что свое решение забастовочный комитет принял в отсутствие Гая.

Если бы Богдан Ясень, возвращаясь домой, был менее взволнован, он, безусловно, обратил бы внимание на четырех элегантно одетых господ, которые остановились у лавки «Эльза и дочь». И пока Ясень понурив голову брел по улице, два пана вошли в лавку, а два последовали за Богданом на улицу Льва.

В лавке Гильда, жеманясь и строя глазки «элегантным панам», поставила на столик бутылки с пивом, кружки и подошла к стойке, за которой стояла мать.

А пани Эльза недоумевала, почему один из «элегантных панов» не садится за столик, а торчит около витрины, будто ему интересно наблюдать за каждым, кто проходит по улице.

О боже, этот пан так засмотрелся на кого-то, что нечаянно нажал на стекло витрины, и оно со звоном посыплось на пол. Пани Эльза с досадой подумала: «Так, я уже имею хороший заработок!»

— Бутылку пива и кружку! — заказал тот, что сидел за столиком.

Пани Эльза подала и приказала дочке:

— Гильда, позови Гриця, он в кладовке пол моет.

— Гриць! Там пан стекло разбил, иди убери! — приказала Гильда мальчику.

Тихо охая, пани Эльза ушла к себе в «покои», которые были тут же, при лавке.

Господа пили пиво, не обращая внимания на Гриця, который торопливо подбирал с пола битое стекло.

— Что-то долго, — сказал тот, у витрины.

— Не прозевать бы, — отозвался второй, за столиком.

— Дом оцеплен. В этом дворе они как в капкане. А вырвутся — здесь скрутим.

— У Калиновского мать больна, он не уйдет. Главное, Гая не упустить.

«Полицаи», — догадался Гриць, и, делая вид, что разговор посетителей не интересует его, он с половой тряпкой в руках, без шапки и куртки вышел на улицу — якобы выбросить мусор.

Очутившись на заснеженной улице, Гриць во весь дух помчался к своему дому. Около костела он столкнулся с матерью.

— Ты что, ошалел? Простудишься, чертенок!

— Мама, скорее… — едва произнес Гриць, задыхаясь от бега и волнения. — Пана Ярослава… Гая… хотят арестовать полицаи… Бежим!..