Златослава Каменкович - Его уже не ждали

— Вы что тут делаете?

— А мы… мы там… — растерянно забормотал Ромка.

На студента с громким лаем набросился Жучок. Гриць вырывался, колотил студента кулаками в грудь, а потом заорал во все горло:

— Пусти-и-и!

Собака, увидя, что ее друзья в беде, яростно накинулась на обидчиков. На шум сбежались студенты.

— Ромусь, Грицю, что вы здесь делаете? — спросил Ярослав.

Жучок узнал Ярослава и начал ластиться к нему.

Ромка вопросительно посмотрел на Гриця, как бы советовался — сказать или не сказать? Но Гриць опередил его:

— Мы клад искали.

— Что? — переспросил Ян Шецкий.

— Ну, клад…

Все переглянулись. Рослый студент, поймавший Ромку, не выдержал и первый засмеялся. Ромка не на шутку обиделся:

— Нечего насмехаться. Купец все, что награбил у людей — деньги, золото, зарыл под деревом.

— Мальчики, а зачем вам золото? — спросил кто-то из присутствующих.

— Как зачем?.. Долг пану Зозуляку отдать, — пробормотал Гриць и вдруг уверенно проговорил: — Пан Ярослав, это Зозуляк — провокатор!

— Какой провокатор? О чем ты говоришь, Грицю?

— Известно, хуже Зозуляка на всем Старом Рынке человека не найдешь, — попробовал разъяснить мысль друга Ромка. Но Гриць запальчиво перебил его:

— Или Зозуляк провокатор, или аптекарь пан Соломон. Они с полицаями дружбу водят… Жаднее их никого нет на свете.

Ярослав не мог сдержать улыбки:

— Товарищи, пора расходиться! — подойдя к студентам, сказал Гай.

А Гнат Мартынчук, стоявший рядом с Иваном Соколом, посоветовал:

— Вам лучше выйти из лесу с детьми; они самая надежная охрана.

Не так давно в листве могучих кленов и дубов — свидетелей наступления храбрых казаков Богдана Хмельницкого — серебрились нити бабьего лета. Стояли тихие солнечные дни. И если бы не шумливые птичьи хоры в пожелтевших рощах, привлекавших пернатых гроздьями рябины, не волнующе-тоскливые голоса запоздавших журавлей в поднебесье — трудно было бы поверить, что стоит конец ноября.

И вдруг за одну ночь все изменилось. Побелели крыши домов, улицы, узорчатые чугунные ограды бульваров.

На террасе защитного вала, около старинной каменной башни, стонали, скрипели, гнулись деревья, будто искали убежища от неудержимых порывов ветра. С кленов опадали последние листья; они касались белой и холодной снежной перины, угасая, как огромные искры. Но внезапно вихрь снова подхватывал тучи облетевших листьев и кружа гнал вдоль узких хмурых улочек.

После полудня ветер стих. Но на Стрелецкой площади, [60] Ныне площадь Данилы Галицкого. около пожарной каланчи, намело причудливые сугробы листьев разных цветов и оттенков. Медленно падал снег.

Прошло три месяца с тех пор, как барон Раух уволил бастующих пильщиков и набрал штрейкбрехеров. Уволенных «бунтовщиков» не принимал на работу ни один предприниматель. К этому времени закончился строительный сезон, и многочисленная армия строительных рабочих тоже осталась без заработка. Семьи голодали. Многие, не имея чем заплатить за жилье, еще в теплые осенние дни перетащили свои убогие пожитки на окраину северного предместья, в пещеры и землянки на склонах Песковой горы. На «табор», как теперь называли Песковую гору, часто налетала полиция. Она заставляла рабочих засыпать землянки и убираться прочь, не обращая внимания на слезы детей, мольбы женщин и стариков.

Новые пятьдесят тысяч крон, внесенные Ярославом в рабочую кассу, оказались каплей, потонувшей в людском море нужды.

Семья Богдана Ясеня, здоровье которого с каждым днем ухудшалось, пока жила на старом месте. О них заботилась Анна — она недавно вернулась из Карлсбада.

Для Гриця навсегда кончились дни беззаботного детства. Теперь на его плечи легла забота о большой семье, а зарабатывал он на побегушках в бакалейной лавке пани Эльзы всего один гульден в неделю.

Для Ромки тоже отошли в прошлое игры в «сыщиков и разбойников» с таборными мальчуганами, уличные драки, вечера у тлеющего костра, когда он, со страхом прислушиваясь к шорохам ночи, ни за что не хотел покидать Песковую гору и слушал разговоры рабочих о новой, лучшей жизни.

Ромку отдали учиться в слесарную мастерскую Зозуляка…

В холодный полдень, когда на ратуше пробило двенадцать, из ворот роскошного особняка барона Рауха выехала пышная карета. Пара сытых вороных коней везла ее по направлению к Высокому Замку. Из окна кареты выглядывали Эрика в горностаевой шубке и Пауль в зимнем охотничьем костюме из зеленоватой замши.