Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Возле пороховой башни на улице Чарнецкого карета с гербами барона фон Рауха догнала Ромку, тянувшего в гору возок с коксом, который он должен был как можно скорее привезти в мастерскую.

Услышав позади себя фырканье лошадей и окрик кучера, Ромка испуганно оглянулся и торопливо начал оттаскивать возок в сторону. Но колесо как на зло зацепилось за камень, и возок — ни с места.

— Эй, дорогу! — торопил кучер.

Ромка изо всех сил пытался сдвинуть возок, но никак не мог. А тут откуда ни возьмись — гимназисты. Вытаращились на Ромку и насмехаются:

— Так, так, поднажми!

— Видать, овса мало съел!

— Вйо! Вйо!

— На, подкрепись! — И один из гимназистов, доев яблоко, швырнул огрызком в Ромку.

Гимназисты залились хохотом. За «забавой» наблюдали из окна кареты барон, Пауль и Эрика.

Ромка, утерев рукой щеку, сердито бросил гимназистам:

— Дурни!

Тогда один из них поднял камень и бросил его в Ромку.

Вскипев от нестерпимой обиды, Ромка схватил кусок антрацита и изо всех сил запустил в озорника.

— А-а-а! — заревел гимназист. И через минуту Ромку окружила шумная толпа прохожих.

— Голодранец! Быдло! — задыхаясь от злости, Ромку тряс какой-то пан в пенсне. — О, будь на то моя власть, я вам показал бы, гайдамацкие выродки! — И отошел, брезгливо вытирая платком руки.

Из кареты выпрыгнул Пауль. Подкравшись к Ромке сзади, он схватил возок за поручень и опрокинул его, обсыпав Ромку углем.

— Хи-хи-хи-хи!

Не помня себя от возмущения, Ромка бросился на Пауля.

— О Пауль, он измажет тебя! — завизжала из кареты Эрика.

Барон толкнул кучера палкой в спину, посылая его на помощь сыну.

Пауль занес стек над головой Ромки. Но мальчик вырвал стек, переломив его об колено, и, отбросив на мостовую, угрожающе проговорил:

— Убирайся, барчонок, а то плохо будет!

— Бандит! — в бешенстве крикнул из кареты Раух.

Кучер барона набросился на Ромку и скрутил мальчику руки.

Ромка стиснул зубы. Он пытался вырваться из сильных рук кучера, но не мог. И мальчик заплакал не столько от боли, как от бессилия, позорного унижения.

Пауль в исступлении бил Ромку ногами, а гимназисты подливали масла в огонь:

— По-стрелецки! Не промахнись! Пли!

— Так ему и надо!

Выручил Ромку Иван Сокол. Он как раз возвращался из типографии, неся пачку гранок, и невольно стал свидетелем истязания мальчика. Сокол гневно схватил конюха за локоть и заставил отпустить Ромку. Обратившись к толпе, он проговорил:

— Как не стыдно, люди! На ваших глазах бьют ребенка, а вы…

Сокол обнял Ромку за плечи, погладил его по светловолосой голове, поднял с мостовой затоптанный картуз и, отряхнув, молча надел мальчику на голову.

Толпа начала расходиться. Уехала и карета барона Рауха.

Помогая Ромке собирать уголь, Сокол заметил, что человек в плаще и шляпе, следивший за ним с утра, стоит на углу улицы, делая вид, будто читает афиши на рекламной тумбе.

Сокол пытливо посмотрел в серьезные глаза Ромки и тихо сказал:

— Твой хозяин когда закрывает мастерскую?

— Как фонари на улицах зажгут.

Сокол еще раз незаметно оглянулся. «Плащ» торчал на углу. Журналист встревоженно шепнул Ромке:

— Передай Ярославу Калиновскому, чтоб дома не ночевал… Его могут арестовать…

Ромка забыл об усталости и недавней обиде. Таща возок, он изо всех сил спешил в мастерскую. Надеялся сегодня пораньше освободиться и предупредить Ярослава об опасности.

А в то время Зозуляк нервно ходил по мастерской и, энергично жестикулируя, выкрикивал:

— Завтра воскресенье, а в понедельник утром комиссар тюрьмы пришлет людей за решетками! Столько работы! Новую тюрьму строят! Два костела строят! Нет, не видать мне нового заказа с такими работниками! И куда он, ирод, запропастился с углем?

Зозуляк поднялся в свою конторку на втором этаже мастерской, но не прошло и пяти минут, как он распахнул окно и крикнул вниз:

— Не пришел?

— Нет, — качнул головой кузнец в кожаном фартуке, стоя у наковальни и покуривая. Его подручный — молодой парень — сидел на ящике и клевал носом. К стенке, недалеко от горна, где едва тлел огонь, было прислонено десятка два железных тюремных решеток.

— У-у, хвороба! — потряс кулаками Зозуляк и яростно захлопнул окно.

Когда же Ромка предстал перед разъяренным хозяином, тот не поскупился на затрещины.

— У-у, лодырь! Вымоешь пол, сложишь весь инструмент, и смотри мне, чтобы нигде и пылинки не осталось! Кончишь уборку — выкрасишь решетки! Будет тебе суббота! — многозначительно произнес Зозуляк. — Пусть твои родители знают, какое счастье они мне подсунули! Раздувай горн, лентяй!