Павел Далецкий - На сопках Маньчжурии

Витте присел в кресло; друзья некоторое время молчали. Валевский почувствовал холодок в концах пальцев. «Значит, вот как обстоят дела… даже искать пристанище за границей!»

— Нехорошо, — сказал он, — поджилки дрожат, готовы империю отдать большевикам и рабочим. Но при чем тут царские детки? Какой помехой они могут служить за границей?

На этот вопрос Витте не ответил.

— Великий князь Николай Николаевич тоже молодец, — усмехнулся он. — Гроза, герой, трепет наводил! А теперь какую программу действий соизволил изречь: «При теперешнем положении вещей, говорит, задача должна заключаться в том, чтобы охранять Петербург и его окрестности, в которых пребывает государь и его августейшая семья… У нас на это теперь достаточно войск. Что же касается Москвы, то пусть она пропадет пропадом». Каков молодец?!

— С такими империю в два счета проиграешь. Со страху обмарался. Снимать революционную головку надо, вот что! А они не знают, ни кто головка, ни где она… Действовать надо, Сергей Юльевич, действовать!

— Ренненкампф будет действовать, — сказал Витте, — мою идею карательных отрядов государь принял.

Грифцову стало ясно, что за ним следят.

Провел одну ночь у Малининых, вторую — в городе, у знакомых, потом у менее знакомых, потом у совсем незнакомых.

Черт возьми, не хотелось бы в такое время!

Когда Горшенин предложил приют в доме Валевского, — уж там-то никто не заподозрит! — Грифцов сказал:

— А что ж, попробуем. Аптекарский остров? Согласен.

Он поселился в небольшой комнате в доме Валевского. Горшенин поместился рядом.

— Молодцы! — похвалил Валевский. — Только, когда станете управлять Россией, не забудьте про мои заслуги.

Засмеялся, и Горшенин засмеялся, Не хотел бы отец, а вот приходится ему помогать революции.

Поздно вечером Горшенин сказал:

— Антон Егорович, господин Валевский хочет поужинать с нами. Как ты на это смотришь?

— А для чего?

— Ему или нам?

— Ему, я полагаю, из любопытства. А нам для чего?

— Нам тоже из любопытства.

— Ничего любопытного твой отец не представляет.

Горшенин не возражал. Действительно, что интересного может найти для себя революционер в фабриканте Валевском? Но, с другой стороны, это враг, с которым рано или поздно придется иметь дело, почему же не познакомиться с ним поближе?

Грифцов читал эти мысли в покорном молчании Горшенина и еще те читал, в которых Горшенин не давал отчета: все-таки отец! Хотелось Лене найти что-нибудь хорошее в отце.

Грифцов отложил перо, обернулся к Горшенину, посмотрел на него:

— Пойдем, Леня, поужинаем. Есть хочется.

— В самом деле?

— По закону природы!

Грифцов вошел в столовую быстро, как у себя дома, и, не ожидая приглашения, сел за стол.

— Заработался!

— Водку пьете? Мой сын не одобряет.

— Пью, но немного.

— Согласен. Сейчас не время. Леня, налей вон из той пузатенькой.

Горшенин налил всем по рюмке.

— Я хочу вас поблагодарить, — сказал Грифцов, — за вашу помощь.

— Какая там благодарность! В вашем присутствии, господа, я чувствую себя преступником. По крайней мере, Леня всегда дает мне понять, что я преступен. Не спорю, жизнь моя не была гладка. Я многого хотел, многого добился, еще большего не добился, моральные каноны в юности взвесил и отверг. И шел в жизни чутьем — как пес. Пожалуюсь — сын невероятно со мной осторожен: не отвечает на самые естественные вопросы, А я интересуюсь… Дали-то, дали российские хочется раздвинуть, больно уж они у нас куцые.

Он говорил долго, присматриваясь к Грифцову, а тот ел ветчину, тушеное мясо, дичь, ел и слушал, не поддакивая, но и не возражая.

— Мою и вашу цель я определяю как общую, — говорил Валевский. — Свержение самодержавия, не так ли? Значит, мы — союзники…

— До свержения самодержавия.

— А дальше разве наши пути разойдутся?

Грифцов усмехнулся:

— Дальше мы — враги. Будем бороться не на жизнь, а на смерть.

Валевский искусно удивился:

— Но если мы понимаем друг друга теперь, почему мы перестанем понимать друг друга потом?

— Потому что мы идем в социалистическую революцию, которая вам не нужна, чужда, которую вы можете только отрицать и признавать за безумие. Следовательно, вы будете бороться против нас…

— Да у вас все очень просто и ясно, — уже по-настоящему удивился Валевский.

— Вам это не нравится?

— Я знаю социал-демократов иного толка; те иначе понимают смысл и значение капитализма. Ведь они тоже социал-демократы?