Павел Далецкий - На сопках Маньчжурии

— Ты бомбы называешь новым видом народного оружия?

— Раньше были косы и топоры, теперь бомбы. Высшая ступень!

— Так, так, — задумчиво повторил Валевский. — Высшая ступень!.. Относительно войск ты, пожалуй, прав. Возьмем девятое января. Народное движение было весьма солидно, можно было трепетать, а Витте держался молодцом и царя успокаивал: «Все очень хорошо, говорил, военачальники пусть жестоки, но решительны, а войска покорны». Да, пока войска покорны, трон крепко стоит. Но вон в Одессе войска перешли же на сторону народа?..

— Перейти-то перешли, да не имели нужного руководства.

— Насчет руководства ты, пожалуй, прав. Подозреваю, что пришел ты ко мне неспроста, не из добрых сыновних чувств… так сказать… пару тысчонок на закупку оружия и прочие революционные надобности? Что ж, хоть ты и молчишь, пожалуй, дам… Но, Леня, имей в виду, я хочу знать и понимать, что происходит… Я иногда думаю, что человечество могло пойти другим путем — не путем цивилизации, а путем внутренним, созерцания, что ли… И почем знать, может быть, оно добилось бы большего знания, большей полноты жизни… Жизнь-то ведь безгранична, и пути ее тоже безграничны… Например, индусы…

Он еще долго говорил в том же роде, желая казаться сыну свободным философствующим человеком.

Дал Горшенину денег и, кажется, приобрел его доверие. Все ждут Ленина, но Ленина пока нет. Приехал из Маньчжурии некий товарищ Антон, верховодит здесь и мутит. Надо, надо! И не откладывая! Царь прав, что надеется больше на Трепова, чем на Витте.

И от встречи с сыном остался неприятный осадок, и от глупого сна про человеческие тушки на колбасной фабрике. На душе как-то неопрятно. Валевский поехал к Витте.

Витте он застал совершенно растерянным и взъерошенным. Заложив руки за спину, премьер ходил по кабинету из угла в угол.

— Сергей Юльевич чем-то взволнован, — усевшись на диван, начал Валевский дипломатично. — А чем, собственно говоря, может быть взволнован граф, находящийся в зените славы, творец манифеста, российский премьер?

— Дорогой, я только что узнал невероятные вещи. После семнадцатого октября в департаменте полиции создан особый отдел для ведения погромной антисемитской агитации!

Витте расставил ноги и быком смотрел на Валевского.

— Ну и что же?

— Как «ну и что же»? Во-первых, мы лишаем себя кредита. В Европе под погромы нам не дадут ни копейки. А во-вторых, мерзость. Трепов лично организовал тайную типографию, и не то что кустарно-машины поставил, и фабрикует за ночь тысячи листков! Голыми, совершенно голыми словами призывает уничтожать, понимаешь?

— Ну и что ж?

— Опять «ну и что ж»! Вчера я узнал еще более мерзкое. Генерал, фамилии не назову, получил назначение на юг и перед отъездом представился государю. Между ними состоялся такой разговор. Его величество сказал: «У вас там в, Ростове и Нахичевани жидов очень много!» — «Ваше величество, много погибло во время подавления войсками революционного восстания, а затем и во время погромов…» — «Нет, я ожидал, что их погибнет гораздо больше!»

Витте стоял против Валевского и смотрел на него одуревшими глазами.

— Вот что преподносят мне царь и Трепов! Мне нужен заграничный заем, мне нужны евреи-банкиры, а он что делает?

— М-да! — промычал Валевский.

— Царь через мою голову, через голову своего премьера, организует истребление одной части населения страны при помощи другой! Что может быть омерзительнее! Что же мне в таком случае делать?

Валевский закурил. Трепов был прав, и Витте был прав. Да, трудно, трудно в Российской империи. Смотрел в окно; зимний пейзаж: снежок, снежок, всякие там морозные узорцы.

— Мне кажется, Сергей Юльевич, ты зря волнуешься. Царь и Трепов слабее тебя.

— Каким же это образом?

— А вот каким. Кто отвечает за погромы? Губернатор! Ты и поставь в известность каждого губернатора, что ежели у него в епархии будет погром, то не сносить ему головы. Понимаешь? Губернаторы уж сами позаботятся, предупредят околоточных да приставов. И будет тихо у тебя в России, Сергей Юльевич.

Витте хлопнул себя по лбу:

— А ведь в самом деле!

— Конечно же. Я с тобой в этом вопросе почти согласен. Я против национальных погромов. Громить надо революционеров, гнезда их громить надо. Рабочих образумить. А национальные погромы безнравственны… Мне вот что не нравится: государь переехал в Петергоф! Нехороший симптом.

— Наш обер-гофмаршал Бенкендорф откровенно мне вчера плакался, — сказал Витте. — У их величеств пятеро детей, так что если придется покинуть Петергоф на корабле, чтобы искать пристанища за границей, то дети будут служить большим препятствием.