Василий Белов - Все впереди

Это частное противоречие (или утверждение, с которым читатель вправе не согласиться) не снижает значения и не разрушает четкой последовательности автора в утверждении нравственно несущей мысли романа о связи, о соединении времен. Эмоциональные и трезвые суждения Жени Грузя, поразившие Медведева сходством с собственными мыслями, все ставят на свои места. «Опасность идеализации прошлого есть, но она несоизмерима с идеализацией будущего». Плохо, что еще в недалеком прошлом мы «жили так, словно нам никогда не будет конца», мы романтически грезили о будущем, не замечая, как беспечно порой «отрекались от своего настоящего, то есть от самих себя». Теперь, понимая это, легко впасть в «другую крайность, решив, что впереди у нас ничего уже нет».

Нет, всё впереди,только чужой дядя счастливое будущее на блюдечке нам не преподнесет, — свое будущее надо строить самим, терпеливо и настойчиво укрепляя фундамент прошлого и стены настоящего.

Может сложиться ощущение, что роман В. Белова «Всё впереди» сгущает краски, излишне драматизирует общественную ситуацию, а голос автора слишком требователен к современникам… Да, такое ощущение сложиться может, но это — при необъективном, в лучшем случае — беглом, торопливом прочтении романа. Сам жанр романа философского обязывает к чтению неспешному, вдумчивому, с карандашиком. Ведь роман — в духе времени, полон взыскующих истин, далек от идеализации как наших достоинств, так и недостатков. К самому характеру такой прозы еще надо привыкать и привыкать, и многое в романе, возможно, откроется глубже, полнее, значительней будущим поколениям.

Вероятно, современный философский роман не может не быть романом политическим. Роман В. Белова, написанный в эмоционально-сдержанной манере, показывает не просто противоборство философских идей, но их зацепление с глобального масштаба доктринами экспансионизма, рассказывает о том, о чем политики, философы да и просто неглупые люди давно догадывались или знали точно — об агрессии, ведущейся тайными средствами против нашей страны и стран социализма. Агрессии нравственного разложения, агрессии релятивизма и извращенности, развязанной наиболее реакционными силами международного империализма.

Тьма тьмы, не брезгуя в выборе средств, работает против нас: лидируют, задают тон фашизм, сионизм, масонство, космополитизм — все боевые отряды империализма, резервирующие за собой идею и функцию мирового господства. Их излюбленный инструмент, наиболее пагубное выражение мирового зла — в «мерзости организованных общественных тайн» в тайных и нетайных организациях, провоцирующих «раздвоенность» личности, служение дьяволу с маской Христа на лице. Что может быть для человечества унизительнее такого физического, да и духовного рабства!..

Самый несправедливый и пагубный упрек, который лишь преднамеренно может быть брошен автору, это обвинение его в антисемитизме, что, может, не преминут сделать буржуазные писаки. Этот демагогический прием хорошо отработан буржуа и сионистами всего мира. Кричи громче: «Держи вора!» — и не будешь пойман! Бывает, мы попадаем на удочку, когда во вред против нас используют наше же собственное оружие: идею интернационализма, братства, испытанной дружбы советских народов. Схема обвинений весьма примитивна: если автор ввел в произведение отрицательный персонаж и дал ему еврейскую фамилию, то это означает, что он порочит не одного Мишу Бриша, а всех евреев сразу. Абсурдно. Ведь никто не говорит, к примеру, что Гоголь, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Чехов… опорочили русский народ, хотя среди их персонажей достаточно глупцов, проходимцев, самодуров и подонков.

Будем реалистами. Известно, тысячи евреев покинули в последние годы Советский Союз из желания, как они утверждали, воссоединиться с тельавивскими родственниками. И ехали отсюда не всегда с пустыми руками. Иначе траты на них не возмещались бы из фондов контор по «перекачке умов» или антисоветских пропагандистских центров. Теперь многие из них, обманутые, хлебнувшие лиха, возвращаются. Хотя вот Бриш, каким он показан в романе, вряд ли вернется, если только таковым не будет задание заокеанских боссов, — о подобном случае рассказывалось в «Литературной газете» от 26 ноября 1986 года в статье «За взятку через океан и обратно». Наладив контакт с «французским одесситом» Мирским, Бриш явно нарабатывает себе «капитал» для той, другой жизни. В. Белов говорит об этом не в лоб, и не столько даже намеками, сколько поведенческими стереотипами героя, — прием, скажем прямо, не самый выразительный, но свидетельствующий о максимально возможной по отношению к отрицательному персонажу тактичности и объективности писателя.