Василий Белов - Все впереди

Что же впереди? Впереди — реальная угроза остаться без будущего. Сама мысль об этом, ее развитие и художественное воплощение в романе не лишены противоречий. Негоже игнорировать их, в них надо разобраться, по мере возможности отсеять зерна от плевел, памятуя, что через их преодоление идут и герои романа — тот же Славка Зуев, реставрирующий прошлое в моделях кораблей, или Иванов, вставший на пути Бриша, чтобы не дать ему отлучить сына Медведева, Ромку, от отца. Кстати, все это происходит в настоящем времениромана. Из нашего настоящего, из сегодняшнего дня друзья Медведева тянут связующие нити и к прошлому, и к будущему. И уже поэтому нельзя, например, безоговорочно признать утверждение, что настоящего для нас как бы не существует…

Иное дело, что в массе своей мы бываем наплевательски равнодушны ко всему, что творится вокруг. Часто ли мы задумываемся, в текучке буден, в суете, над ходом жизни, смыслом бытия и назначения человека, и почему это «бесы всегда ругают прошлое и хвалят будущее», отчего оно для них «вне критики».

Преднамеренное искажение принципа последовательности, по чьей бы подсказке и чьими бы руками оно ни совершалось, имеет далеко идущие последствия и цели. Саженец, не посаженный сегодня, не даст плодов завтра. Стоит оглянуться, задуматься, — отчего так быстро оскудевают наши природные богатства, отчего мелеют и становятся затхлыми некогда быстрые и полноводные реки, отчего исчезают с лика земли ее глаза — чистые, светлые озера, отчего так бесхозяйственно и бесстрастно повырублены леса, осушены болота, перепаханы поймы, отчего стерты в пыль древние памятники, отчего и кто отнял собственные имена городов, оставленных нам в наследство, отчего не складывает народ и не поет своих песен, отчего живая культура народа заменяется эрзацем, отчего процветают взяточничество, воровство и изощренных форм мимикрии и выживаемости достиг бюрократизм, отчего, наконец, когда во всем этом отыскиваются причины и объясняется вред, не находится виноватых? Не оттого ли, что обезличка, безответственность, круговая порука во многих случаях деформировали законность и демократию.

Список потерь, по сравнению с тем счетом, который предъявляют прежде всего себе, своему времени герои романа В. Белова, далеко не полон. Но какая глубокая боль за этим! И как же при этом «сохранить совесть, будучи сильным и независимым?» — вопрос, собственно, обращен к нам, к каждому отдельно и ко всем вместе.

Кто-то сказал, что противоречия создают образ. Художественный образ. Может быть, это и так. Но можно ли избежать заблуждений, если быть сразу и консерватором, и ретроградом, и максималистом, и резонером, «прозревающим будущее»? Это особенно очевидно, когда Медведев ополчается на технический прогресс. В. Белов здесь сам оказывается во власти героя. Созданный им характер настолько выразителен и могуч, настолько все захватывает и подчиняет себе, что писателю не удается верно соотнести тезу и антитезу. Вот хотя бы при противопоставлении, вольном или невольном, деревни городу, противопоставлении, исходящем из принципа самообеспечения и выживаемости деревни. На первый взгляд, в каких-то частных случаях верно, что крестьянская изба «способна на длительное самообеспеченное существование. Причем не только во время войны. Поэтому так яростно и уничтожаются во всем мире крестьянские хижины!» Но по этой логике колесо истории должно повернуть вспять. При этом как бы забыто, упущено из виду, что деревня современная, привязанная к электрическим проводам, подключенная к газовым трубам, самообеспечивающая себя нередко магазинным хлебом и молоком, вряд ли способна на длительное автономное плавание.

Скорее уж крестьянские избы уничтожаются по всему миру как символ всякой национальной самобытности, как ячейка генетической памяти психо-физических и духовно-нравственных свойств нации, обеспечивающих ее самобытность и жизнестойкость во времени.

В то же время альтернатива выходящему из повиновения техническому прогрессу, безудержному росту мегаполисов и т. п. видится не в безоглядном бегстве назад, а в соединении общих усилий для того, чтобы «насилие над природой» не выходило «из-под нравственного контроля», в установлении человеком такого контроля и над собой, над своей судьбой и историей. В противном случае смертоносный фантом термояда не пощадит ни отдельный фрегат, ни целую флотилию крестьянских изб.