Василий Белов - Все впереди

В. Белову, думается, труднее было не дописать интимно-сладострастные сцены до известного конца, а остановить свое перо там и тогда, когда роман сбивался на банальный адюльтер, ибо не сама по себе супружеская неверность интересует его, как и Медведева, — здесь автор и его герой солидарны! — но процесс нравственного распада и разложения личности, процесс все убыстряющегося выветривания и разрушения неколебимого для целой череды поколений лада народной жизни, выработанных веками моральных устоев, правил и законов общественного и личного бытия.

Конечно, со сменой эпох и формаций, революционно изменяющих положение масс, неизбежно меняются и общественные отношения. Но еще никому не удавалось построить храм на песке. Разрыв живительных связей современности с нравственно-созидательным опытом прошлого чреват в истории обрывом таких же связей современности с будущим. Что равносильно гибели народа, а случись это в масштабах человечества — то и гибели всей цивилизации. Мысль эта лейтмотивом проходит через роман В. Белова, побуждая к взыскательной оценке всего того, что на волне перестройки жизни, от гребня до основания, происходит сегодня. Нелишне заметить, что литература начала подготовку к перестройке сознания значительно раньше, чем сама перестройка стала программой действий общества. Может быть, тогда, когда В. Шукшин провозгласил: нравственность есть правда! Когда стало ясным, что слово, не подкрепленное делом, есть ложь. Когда литература целым рядом ярких, талантливых произведений, такими, как романы «Выбор», «Берег» и особенно «Игра» Ю. Бондарева, как «Повесть о несбывшейся любви» А. Иванова, повесть «Пожар» В. Распутина, роман «Всё впереди» В. Белова представила, наконец, народ, державно осмысливающим самого себя на пути к новой эпохе.

Хотя в центре повествования В. Белова действительно глубокая семейная драма, проанализированная с профессиональной добросовестностью психолога и художника, все здесь — и сюжетно-композиционная структура романа, и тематический объем вовлеченного в осмысление материала, и вся диалектика и динамическая напряженность споров, которые ведут персонажи, расплачиваясь за правоту своих убеждений если не жизнью, то положением в обществе, работой, семейным, счастьем или падением нравственности, нищетой духа, — все недвусмысленно указывает, что перед нами роман философский, роман-вопрос и одновременно роман-предупреждение.

Для понимания философского, а если угодно, то и политического смысла романа принципиальное значение имеет давний, еще в заключении, спор Медведева с неким лощеным интеллектуалом, он же — валютно-финансовый аферист, утверждавшим:

«Равенство? Его никогда не будет. Природа наделила людей разными полномочиями… Одни всегда будут убирать свое и чужое дерьмо, причем вручную. Другие — моделировать их поведение».

Не новая для нас философия, и, как видим, живучая. Она не просто повторяется, но активно, а в последние годы, можно сказать, и наступательно приспосабливается к условиям социализма. И коль скоро находятся преуспевающие в этой «сфере обслуживания» «сеятели» человеконенавистнических идей, должны и всегда будут являться в наш, мир люди, сражающиеся со злом словом и делом правды.

Это не так просто, как кажется. В руках тех, кто ратует за привилегированные полномочия, все средства хороши. Во всяком случае, в выборе их они не брезгуют ничем. Доносы, клевета, подкупы и шантаж, моральная дезориентация, хула и слава, анонимный террор в изощренных формах, разрушение семьи, искушение сексом, алкоголем, наркотиками… И несть числа этим средствам!.. Все это в той или иной мере пришлось испытать в романе и Медведеву, и Зуеву, и Иванову.

Долгие годы воспоминание о том споре мучило Медведева некой то ли действительной, то ли кажущейся неразрешимостью проблемы: он всей душой не желал, противился даже мысли о разделении человеческого рода на избранных и неизбранных, чтобы одни представляли собой овечье стадо, а другие были над ним пастухами, он жаждал равенства подлинного, а не мнимого, справедливого даже в самых малых мелочах, но при этом понимал, что кто-то же делал за других, порой и за него тоже, грязную, отвратительную работу. И если не делал ее он, Медведев, то чем он лучше валютно-интеллектуального мерзавца, моделировавшего поведение других с выгодой для себя и себе подобных?

Надо проверить себя. Преодолевая брезгливость, Медведев вычистит зловонную яму уборной, почувствовав после этого, что «с души как бы обваливалась, спадала не замечаемая до этого тяжесть». И что же? Издевательский голос того интеллектуала скажет ему: «Ты сделал это только для собственного самоутверждения. А делать это всегда ты ведь не станешь…»