Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

— Пригнитесь… бьет снайпер!.. — И сам припал к барабану брашпиля.

Шаповалов осмотрелся и присел к пулемету. Сквозь амбразуру щита на склоне, ближе, на округлых выступах скал, он увидел гитлеровцев. Они бежали группами, скомканной, изломанной цепью, карабкаясь по скалам, приближаясь к берегу, замыкая этот отрезок суши плотным полукольцом. Не было заметно, чтобы наши отвечали. Узкая полоска берега казалась безлюдной. Он узнал ту скалу, на которой был ранен капитан, — плоский, косо вздыбленный камень, зубчатый и крутой… Там, на этом камне, встал человек. Какие-то секунды он стоял неподвижно, ярко освещенный и словно приближенный десятикратно светом ракеты. Шаповалов вскрикнул от неожиданности. Он узнал Василькова. Он мог бы узнать этого человека за километр.

Игнат ничего не успел подумать. Просто он был изумлен. Он всматривался в коренастую, маленькую, неподвижную фигуру штурмана, видел, как тот изогнулся и резко выбросил руку и четыре раза повторил это движение, потом упал… Четыре раза донеслись разрывы гранат. И это было сигналом. Кремнистая полоска берега грянула винтовочным залпом, железным лязганьем пулемета, урчанием автоматов, упругим, барабанным уханьем гранат, дружным и слитным криком, в котором, — вот что удивило Игната, — да, в этом крике слышалось торжество. Шаповалов наметил дальнюю группу на откосе. Эти не торопились. Казалось, они выжидают, пока завершится атака, пока для них очистят путь.

Еще ниже припал Шаповалов к амбразуре: привычно заработал пулемет. Мальчик уже сидел рядом, разворачивая и поддерживая ленту. Он порывался встать, вскакивал на колени, увлеченно выкрикивал:

— Ах, здорово!.. Вот правильно… Точно!.. Вот хорошо!

Группа рассыпалась, распалась по гнездовине, по неглубокой выемке, совершенно открытой с моря. Шаповалов долго, тщательно вымолачивал эту гнездовину, пока не вышел последний патрон. Убирая ленту, мальчик заглянул Игнату в лицо.

— Ух, какая работа, товарищ!.. Видели, как они валились? Флотская, настоящая работенка!

Второй моряк, небритый, скуластый, с лицом смешливо-удивленным и, как показалось Игнату, очень потешным, выкатил зеленоватые глаза:

— М-да-а… Товарищ профессор!.. Откуда ты такой?

Игнат не ответил. Он думал о штурмане. Васильков ли то был? Нет, он не мог сомневаться — конечно, Васильков! Так вот он, оказывается, какой! Впервые, неожиданно для себя, Игнат с восхищением думал о маленьком штурмане.

Первая атака противника сорвалась. Он откатился, залег. Такого отпора он, конечно, не ожидал. Перестрелка вскоре совсем прекратилась, только ракеты по-прежнему горели в низком, задымленном небе, да снайпер время от времени, видимо, чтобы напомнить о себе, дырявил и без того побитый раструб вентилятора.

У трюма номер два заработали ручные донки. Три шланга шумно выплескивали за борт воду. Косматый механик в брезентовой робе, изорванной по всем швам, тряс кулаками и чубатой седой головой, тихо, с наслаждением ругаясь. Клял он анафемского снайпера, их пикировщики и эту дьявольскую гряду, на которой приходится переживать такую неприятность.

Если бы тогда, после бомбежки, судно могло продержаться на плаву хотя бы два-три часа, оно было бы за линией фронта. Нет, не судьба… Капитан вовремя посадил его на камни — уже застопорилась машина, в трюмах бушевала вода, оставались какие-то считанные минуты…

Боевой биографией этого простого рабочего — корабля, не имевшего на своих палубах ни единого грамма брони, неспроста восхищались даже видавшие виды военные моряки. Восемь раз прорывался он в осажденный, пылающий Севастополь; проходил сквозь сплошную завесу огня в громыхающий залпами Камыш-Бурун; отразил атаку торпедных катеров под Одессой и последним покинул порт, вывозя раненых и вооружение… В судовом журнале значилось; двести бомб упало вблизи корабля. На бортах его и надстройках было четыреста восемьдесят шрамов от мелких пробоин. В списке экипажа многие фамилии были обведены черной каймой. Четыре раза сообщали немцы о потоплении корабля… А он внезапно появлялся из темени моря, из мглы, и установленные на его палубах орудия сметали береговые заставы врага, солдатские казармы, обозы, батареи… Родное Черное море надежно укрывало неуловимый корабль. Но этот рейс был самым отчаянным и трудным. Начинаясь у серых прибрежных скал, прорезая леса, ущелья и горы, дымясь на обрывах, на каменной крутизне, здесь проходила линия фронта. В ту ночь она отодвинулась на юг…