Еще известен Охотский берег Кунашира в осень и зиму частыми штормами. Волнение моря достигает здесь исключительных размеров, и достаточно заглянуть в сводки местной гидрометеослужбы, чтобы убедиться, что она отмечала волны в десять-одиннадцать метров высотой!
Когда стремительный накат такой громадины весом в десятки тысяч тонн рушится с разлета на крутые берега, невольно подумается и поверится, что где-то очень близко грохочет, встряхивая землю, залп штурмовой артиллерии, и эхо катится горными ущельями, будто каменный обвал.
Чтобы освоиться на неуютном берегу и не только прижиться на его замшелых скалах, но и отыскивать в неспокойном море, и черпать из студеных глубин сотнями центнеров добычу — благородного лосося на загляденье, сытого кижуча, добротную, нагулянную нерку, толстую, мясистую чавычу, белокорого палтуса, желтоперую камбалу, зеленоватую навагу, серебряно-пятнистого минтая и еще великое множество подчас удивительных живых даров пучины, — нужно иметь прилежные руки, опыт и силенку. И еще — нужно любить его, непростое и нелегкое рыбацкое дело.
В край этот, каменистый, ветровой, водоворотный, на заброшенную в зыбких просторах гористую гряду, на ловлю легкого счастья в разные годы наезжало немалое число лихих и сноровистых удальцов.
Местные рыбаки, люди, надолго оторванные от материка, новичков, как правило, встречали с добрым интересом. Если с новоселом предстояло вместе работать, а значит, вместе испытывать в море судьбу, такому человеку было что рассказать, да его и следовало внимательно послушать.
А новоселы представали один краше другого: на вид богатырь, и речь будто по писаному, и во взоре — холодок отваги. С такими парнями, казалось бы, любое ненастье в забаву. Только морю нужно не то, что на вид, а то, что по самой сути. Самая же суть испытывается делом. И зачастую неловко складывается у новичков: один растеряется в тумане, другой смутится в штормовую круговерть, третий не справится со снастями, а потом устыдится товарищей, и, смотришь, богатыри уже на морском вокзале, берут билеты до Владивостока.
Рыбацкому бригадиру Панасу Братану, который в этом краю, как он не раз говаривал, всерьез и надолго, а по счету старожилов — уже третий десяток лет, на свежее пополнение досадно не везло — больше чем на одну путину новички у него не задерживались.
Он и сам этому немало удивлялся и высказывал различные объяснения, но убедительного ответа не находил. Да и как не удивляться «кочевникам», если заработки в бригаде, прямо сказать, завидные, снабжение что надо, и нельзя жаловаться, что глушь и дичь, — в стане и радио, и газеты, и районный лектор приезжал, и даже кинопередвижка наведывалась.
Видимо, привычка к более спокойным широтам, к ясному небу, к большому городу непременно и сильно сказывалась в этой пустынной каменной сторонке и уводила наезжих парней из бригады Панаса Кирилыча прямо на морвокзал. А поскольку такое повторялось уже не впервые, Панас Кирилыч и встречал эту «юную кадру», как он называл новичков, с откровенным, насмешливым недоверием.
— И надолго ли к нам, Ильи Муромцы, с дороги завернули? — вдруг строго спрашивал он в самый разгар веселого застолья. — На месяц или, может, на целые на два?..
И угрюмый лик, и взгляд наискось из-под косматых седых бровей, и кривая усмешка, да еще начальственный тон, — все это в облике старого бригадира, поистине «морского волка», можно было принять за вызов и за скрытый упрек.
На острове его знали как человека волевого, настойчивого, даже азартного, бригадира опытного и смелого, — бывалые рыбаки говорили, что работать с Кирилычем надежно, а это было высшей похвалой. Между тем новички шли под его начало без особого воодушевления и чаще уходили от него, чем к нему просились.
— Вижу, что где-то чего-то я не дотянул, — сетовал Панас Кириллович, не скрывая огорчения, а потом и раздражения. — Или «юная кадра» нынче хлипкая пошла, бригадирского громкого слова опасается, или тут, может, возраст виноват? Сбрось я из своих шести десятков половину, да отпусти гриву до плечей, да в руки гитару — тогда бы они валом ко мне хлынули!
Пожилой рыбак, звеньевой Иван Иванов, человек веселый и насмешливый, сочувственно подсказывал:
— Не плохо бы тебе, Кирилыч, еще и брючишки в обтяжку.
— А еще чего?
— И, конечно, бантик…
— Куда?
— На шею.
— Это зачем же?
— Для красы.
Кирилыч пропаще махнул рукой.
— Не тряси мою душу. Клоуну в цирке место: что ему делать на Охотском берегу?
Читать дальше