Андрей Дугинец - Стоход

Утром, перед уходом в МТС, Гриша все же спросил, что приключилось. Но дед только рукой махнул. Однако горе его было так велико, что, когда внук ушел, он не вытерпел и поделился с дочерью:

— Землю у нас отнимают.

— Землю? Бог с вами! — Оляна отмахнулась, как от наваждения. — И скажете такое!

— Да ты сядь. Тут надо посоветоваться, а не руками размахивать.

Оляна не помнила такого случая, чтоб отец просил посидеть и мирно посоветоваться. Недоуменно посмотрела в его мрачные глаза и, предчувствуя недоброе, присела на лаву.

— Правду ж говорю, хотят нам нарезать участок в другом месте, а на старом канаву прокопать. После Чертовой дрягвы и Зеленый клин осушать собираются. А канава падает прямо через наше поле. Вот… — он показал на газете план осушительного канала.

— Тю на них! Мало им места для канавы?

— То же самое и я говорю. Только ж своего ума им не вставишь!

— А кто это там мудрует?

— Из райисполкома и двое приезжих.

— Э, так я думала то кто-то так. А то ж власть… — здраво рассудила Оляна. — Что ж мы тут можем? Берите в другом месте. Может, еще лучше земля достанется.

— Лучше свое латаное, чем чужое хватаное! Посеешь на чужом, а в случае чего… и останешься, на чем стоишь…

— А что еще может случиться?

— Сказано, баба! Что курица, дальше своего носа не копнет! — И, придвинувшись, отец прошептал: — Ходят слухи, что Украина отделится от России. А случись такое дело, то сразу нас чи германец чи другая держава к рукам приберет. Опять вернутся паны и со своей земли всех метлой… Вы, бабы, тут за горшками ничего не слышите…

— Боже ж мой. Опять паны? — побледневшими губами прошептала Оляна.

— Видно, не судьба нам жить по-людски…

— Что ж делать?

— Скорее распахать весь участок и посадить бульбу, — решительно рубанул рукой Конон Захарович. — Я понял вчера, что по засеянному полю проводить канаву не посмеют. А до осени, бо зна, что будет…

— Боже ж ты мой! — твердила Оляна.

— Надо сегодня ж посадить бульбу!

— Тато, может, отступиться? — тихо, несмело произнесла дочь.

Отец решительно встал:

— Где Грыць?

— Должно, в клубе. Там что-то готовится.

— Я пойду. Хай попросит коня в мэтээсе. Парой опашем за вечер и посадим под плуг.

Оляна хотела возразить. У нее все еще не лежала душа к затее отца. Ей хотелось крикнуть: не смейте втягивать хлопца в это дело. Хватит того, что хлебнул он при панах. Вступаясь за сына, хотелось заодно высказать все, что накипело в душе, сказать, что вся ее жизнь пошла прахом из-за какого-то ковалка земли, что и муж ее погиб из-за упрямства старика, который, как клещ в кожухину, вцепился в этот несчастный ковалок… И многое еще сказала бы в глаза отцу. Да не хватило духу: не привыкла она ему возражать, ведь все годы вдовства он был надежной опорой, любил внука да и ее по-своему жалел.

В самой середине урока музыки в дверь громко постучали. Никодим Сергеевич сам открыл дверь.

Еще за порогом сняв ветхий соломенный брыль, в кабинет вошел дед Конон. По решительности старика учитель музыки догадался, что тот пришел за Гришей. Любезно поздоровавшись с Кононом Захаровичем, учитель кивнул Грише, мол, иди поговори с дедушкой.

Но Конон Захарович ответил, что говорить им некогда, что есть важное дело, ради которого музыку пока что придется оставить.

— Да, да, — с готовностью согласился Никодим Сергеевич. — На час, на два ты можешь уйти, Гриша. Если дедушке надо помочь, то иди. Придешь попозже.

Конон Захарович виновато посмотрел на музыканта. Почесав пальцем серую, как сыромятина, лысину, выдавил:

— Оно-то часом тут не обойдешься, Я его на всю ночь беру.

— На всю ночь? — И без того белое сухое лицо Никодима Сергеевича побелело еще больше. Он поднял руки так, будто хотел сдавить себе виски. — Вечером у нас концерт художественной самодеятельности. Так сказать, проверка дарований. Гришу даже с работы отпустили на весь день.

Конон Захарович решительно повторил, что хочет забрать внука на ночь, чтоб вспахать поле.

Музыкант, ухватившись рукой за сердце, сел на стул и жестом попросил гостя тоже сесть, а Грише махнул, мол, иди погуляй.

Гриша вышел, оставив стариков одних.

— Сердце у вас неладное? — сочувственно спросил Конон Захарович.

— Лекарствами живу, — ответил Никодим Сергеевич, капая из пузырька на сахар зеленоватую жидкость.

— А семья, наверно, большая, всех обуть, одеть надо.

— Нет, это меня не беспокоит. У меня дочь — артистка, сын — режиссер. Жена тоже еще работает, преподает в музыкальном училище. Да и пенсия приличная. Ведь я сорок лет преподавал в музыкальной школе. Квартира у нас в самом центре Киева.