Андрей Дугинец - Стоход

Гриша прекратил работу только тогда, когда свет фары не стал пробивать ночную тьму, замешанную на густом последождевом тумане, да и прицепщик сидел чуть живой от выхлопных газов. Парень он был тихий, безропотный. Пришел из далекой деревни и со слезами просился в МТС на любую работу. С детства привычный к тяжелому труду, он работу прицепщика считал веселой игрой. Поэтому, когда Гриша, остановив машину, спросил, устал ли, прицепщик ответил — нет и тут же, в борозде, уснул.

Заглушив мотор, Гриша удивился необычайной тишине вокруг. Трактор, казалось, медленно плыл куда-то назад по густому холодному туману.

Мало-помалу в этом тумане начали возникать звуки, напоминающие о том, что где-то за поляной есть еще жизнь. Там послышался обрывок петушиного пенья. Петуху, видно, что-то приснилось во сне, и он, взмахнув крыльями, начал было песню да и оборвал.

В другом месте залаяла собака и тут же перешла на высокое жалобное скуление. Четко и звонко, будто бы трактор стоял на улице Морочны, раздался скрип колодезного журавля и звяканье дужки пустого, совсем еще нового ведра. Гриша любил этот звук и всегда безошибочно отличал по нему новое ведро от старого.

«Как далеко слышно ночью! — подумал он. — Ведь между селом и поляной еще лесок».

Вдруг, как большая весенняя вода, хлынула нежная музыка. Видно, возле клуба включили радио. Гриша прислушался к веселой незнакомой мелодии, и ему почему-то стало грустно, пропала вся радость, которой жил он весь свой первый самостоятельный трудовой день. Чтобы не поддаваться хандре, он нарочито громко позвал дедушку и прицепщика. Завел трактор, и поехали домой.

Ужин мать приготовила очень вкусный: борщ с мясом и картофельные оладьи со сметаной. Гриша ел молча. На расспросы матери и деда отвечал невпопад или просто молчал. И мать, и дед решили, что он устал, и сговорились не приставать к нему больше с вопросами. Пусть ост да ложится спать.

Однако Гриша был рассеян не от усталости. Он весь отдался слушанию радио. Как раз, когда вернулся домой, начали лекцию о Бетховене.

Дед Конон тоже слушал радиопередачу. Он не заметил, что Гриша перестал есть именно тогда, когда лектор сказал, что Бетховен был глухой, когда сочинял свои лучшие произведения.

Гриша поспешно, неожиданно для матери и деда встал из-за стола.

— Ты что, еще ж млынци со сметаной. Сметана свежая, вершковая, — хвалила мать.

— Я наелся, мамочка, — ласково положив руки на плечи матери, Гриша благодарно посмотрел ей в глаза и попросился спать в сарае на сене.

Так ласково он давно не обращался, и мать от радости больше ни о чем не стала спрашивать, пошла стелить.

Пока она стелила, а дед ужинал, Гриша незаметно открыл в чулане сундук, достал баян, вынес его из дому, повесил под стрехой сарая и, опять нарочито весело поговорив с матерью, полез на сеновал спать.

Но не до сна ему было в эту ночь. В голове стояла волнующая и обнадеживающая новость: оказывается, великий композитор был глухим. Глухой писал музыку! Ведь это тяжелее, чем с разбитым пальцем!

Как он этого добился?

Когда в доме погас огонь, Гриша тихонько вышел из сарая, взял баян и огородами ушел в лес. Далеко за селом устроился на пеньке и сразу же горячо, лихорадочно начал пробовать лады. Сначала он пытался играть всеми пальцами. Но указательный по-прежнему не слушался — захватывал по два клавиша. Убедившись, что так ничего не выходит, Гриша стал играть только здоровыми пальцами. Однако покалеченный палец, мало того что был сам неуклюж, сковывал движение большого и всех остальных. Наконец Гриша решил указательный ставить чуть боком, но тогда другие не успевали за ним.

Испытав все, что можно было придумать, Гриша начал играть, как попало, всеми пальцами. А убедившись, что ничего не получается, в сердцах бросил баян и, упав на траву, зарыдал. Он был как птица, которой обрубили крылья. Наплакавшись, тут же в траве и уснул. Да так до утра и проспал недалеко от поляны, которую днем пахал.

Утром, спрятав баян в кустах, он пошел домой, взял косу и сказал матери, что хочет накосить травы, чтобы спать на свежем сене. На самом же деле трава нужна ему была, чтобы незаметно принести домой баян. Не хотелось, чтоб кто-нибудь знал о его муках, о его безуспешной попытке вернуться к музыке.

Работал Гриша старательно, и через месяц его фотография висела на Доске почета лучших трактористов района. И все равно ему чего-то не хватало. Он тосковал. Был неразговорчив. И так похудел, что мать стала беспокоиться — здоров ли. Дед Конон молча присматривался к внуку да тайно вздыхал.