Андрей Дугинец - Стоход

— Вот здорово! — восхищался Санько.

— Запомните этот день, он будет днем рождения нашего отряда, — сказал Моцак.

— А как мы назовем наш отряд? — живо спросил Санько.

— Та просто: «Смерть гитлерякам!» — ответил Егор.

— Правильно, Егор Иванович! — поддержал Моцак. — Так и назовем: «Смерть фашизму!»

— Вы будете командиром, а Ермачок помощником, он самый грамотный, — сказал Санько.

— Нет, товарищи! — возразил Александр Федорович. — Я предлагаю выбрать командиром того, кто все это начал, вокруг кого мы собрались.

Все посмотрели на Антона. Но тот отмахнулся:

— Такое скажете, Александр Федорович! И какой же из меня командир. Совсем неграмотный. — Антон коромыслом расставил руки, и его нескладная фигура стала еще более неказистой, но довольно внушительной.

— Ну, насчет грамотности, то немцам видней, — заметил Егор. — Они народ образованный, а вот же возвели тебя в генералы. Значит, признают.

Александр Федорович обратился к отряду:

— Так голосуем, товарищи?

При свете разгорающегося и постреливающего пожара поднялось шесть рук.

— А вы ж? Ну как же оно… — неловко чувствуя себя, заговорил Миссюра. — Лучше б вы, Александр Федорович.

— А я буду как Фурманов при Чапаеве, — ответил Моцак.

— Про Чапая слыхал. А про Фурмана не, — сознался Антон.

— Узнаете, товарищ Миссюра. Одним словом, вы командир, я комиссар. А Ермакова назначим командиром диверсионной группы. Со временем подберем ему самых выносливых ребят, человек пять-шесть. Пусть ходят по дорогам.

— Наводят жаху на немцев! — закончил Миссюра, взмахнув тяжелым, железно-черным кулаком.

— А что ж нам, старым? — с обидой спросил Егор.

— Всем найдется дело большое и важное, — ответил комиссар. — Для порядка теперь командира называйте по должности или по фамилии, да и меня так же.

Небо пылало и дымилось. Рвались снаряды. По лесу неслась стрельба, словно вокруг было расставлено не меньше сотни пулеметов, — это горели ящики с патронами. Где-то выла сирена — немцы спешили к месту крушения.

Сырой, холодный ветер гнал по небу окровавленные пожарищем тучи, их рваные тени бежали по лесной поляне, где отдыхала группа отважных людей, которым суждено было стать душой большого отряда народных мстителей, грозой фашистов.

— Надо скорее уходить отсюда! — глядя на пожар, с тревогой сказал Егор.

— Далеко. Не страшно, — возразил Ермаков. — Да и вообще, теперь пусть они нас боятся, а не мы их.

— Через час-другой снег пойдет, следы будет видно, — не успокаивался Егор.

Видя, что никто не решается первым уходить с поляны, а Миссюра, еще не освоившийся со своей должностью командира, молчит, Моцак приказал отряду построиться лицом к пожару. Достав из кармана сложенную вчетверо потертую листовку, сброшенную советским самолетом, комиссар начал громко, торжественно читать. Содержание листовки партизаны знали почти наизусть. Но здесь она звучала как приказ Главного Командования Красной Армии громить врага, создавать фашистам невыносимые условия.

Когда комиссар закончил речь словами: «Смерть немецким оккупантам!», все, не сговариваясь, дружно и торжественно повторили:

— Смерть немецким оккупантам!

— Товарищи! — дрогнувшим голосом проговорил комиссар. — Сейчас мы дадим нерушимую партизанскую клятву.

Миссюра, а за ним Егор Погорелец и все остальные вытянули руки по швам. Лица их стали суровыми. Сквозь стиснутые зубы повторяли они слова клятвы, которые комиссар вырывал из глубины своего сердца, переполненного гневом:

— За прерванную мирную жизнь!

— За сожженные города и села!

— За поруганную свободу и честь!

Егор Погорелец до хруста пальцев сжал кулаки и громче всех, незнакомым самому себе голосом вторил:

— Смерть за смерть!

— Кровь за кровь!

Партизаны умолкли. А мрачный, насупившийся лес, казалось, еще долго повторял в своих недрах и уносил все дальше и дальше:

— Смерть за смерть!

— Кровь за кровь!

Пожар на железной дороге клокотал и кипел: горело то, что несло на советскую землю страдания, разруху и смерть.

— Смерть за смерть!

Чтобы запутать следы на случай, если немцы будут с собаками делать облаву, Миссюра предложил подняться сначала вверх по Припяти, а уже оттуда лесом возвращаться к берегу Стохода и плыть к своему лагерю.

— Это целые сутки придется добираться до дому, — недовольно заметил Погорелец.

— Лучше двое суток бродить по лесу, чем привести за собой врага, — согласился с Антоном комиссар.