Андрей Дугинец - Стоход

Полицейский подбежал к мосту, но, видно, ощупывать его не стал, потому что возвратился очень скоро и доложил, что мост в полной исправности, но там между бревнами палка, на которой висит какая-то табличка.

— Что еще за табличка? Докладывай точно!

— Я ж, пане коменданте, неграмотный по-русски. Учился только по-польски. Русских литер совсем не знаю, проше пана коменданта.

— Левка, пойди ты, что там за табличка, — приказал Савка своему заместителю.

Тот нехотя слез с воза и, широко разбрасывая свои длинные ноги в огромных сапогах, пошел к мосту. За ним — человек пять любопытных полицейских.

На середине моста действительно была укреплена палка с небольшой фанеркой. Подойдя вплотную, Левка, тоже плохо знавший русскую грамоту, медленно, по слогам, прочитал:

— «Смерть фашистам! Миссюра».

А внимательнее присмотревшись, Левка заметил еще одно слово перед фамилией Миссюры. Более мелкими буквами и, кажется, другим почерком, было написано: «Генерал».

— Генерал Миссюра? — Левка злорадно, басовито рассмеялся. — Ну и мастак Антон, возвел себя уже в генералы!

— Какой Антон? — спросил Самох.

— Да ты его не знаешь, был тут слепой батрак, — отозвался Левка, уходя от моста.

— Это совсем не тот Миссюра, — вмешался другой полицай. — Я слыхал, что…

Но не успел он договорить… Подошедший самый молодой в отряде, но самый ретивый полицейский схватил палку с крамольной надписью, намереваясь забросить ее подальше, но только он ее дернул, раздался сильный взрыв. Бревна моста вместе со всеми, кто на них стоял, взметнулись высоким черным облаком. Только Левка, уже успевший отойти от моста, отделался легким ранением.

Полицейские, даже не пытаясь разыскивать тела убитых сослуживцев, повернули коней и погнали их вскачь. Теперь немцы, сидевшие на задней подводе, оказались лицом к противнику. Они открыли огонь из станкового пулемета. Полицаи тоже начали палить во все стороны. Но вслед им не раздалось ни одного выстрела.

Днем к мосту Савка послал десять морочанских мужиков из самых бедных, тех, кого он считал ненадежными. Мужики подобрали останки незадачливых карателей и привезли в комендатуру. На второй день на похороны согнали жителей всей Морочны и ближайших сел и хуторов. Прикрываясь стариками и детьми, полицаи, видно, надеялись быть в безопасности. Памятны им были похороны Советской власти.

За два дня слава о красном генерале Миссюре разлетелась далеко за пределы района. Многие верили, что в лесу обосновался не Антон Миссюра, а настоящий, оставленный в тылу фашистов или заброшенный десантом генерал, однофамилец Антона Миссюры.

Морочанам откуда-то стали известны все подробности «победного» похода карателей. Люди втихомолку потешались над трусостью полицейских. А шеф Гамерьер чуть не застрелил Савку Сюсько за то, что из-за его непредусмотрительности погибли трое лучших полицейских.

Позже всех подробности происшествия на мосту узнали в отряде Антона. Заминировали мост сразу, как только получили сообщение Олеси о том, что Савка затевает облаву на отряд. Делали это сам Миссюра, Санько и прибившийся к отряду сапер, старшина Александр Бурдин, человек молчаливый, но неистощимый выдумщик. Бурдин и приписал слово «генерал», когда фанерку с надписью уже закрепили на мосту. На вопрос Миссюры, зачем он это сделал, Бурдин ответил:

— Написать «бывший батрак Миссюра», так никого не удивишь. А тут солидно…

Узнав о провале карательного похода полицаев, Оляна и радовалась за Антона, и боялась. Ей казалось, что слишком долго не вызывает ее Сюсько, значит, готовит какую-то каверзу.

И когда в полночь загремели ключи и заскрежетала окованная дверь, Оляна с готовностью спустилась с нар, уверенная, что пришли именно за нею.

«В «Хвоинки»… — холодеющими губами прошептала она. — Только бы Антона не поймали. Только бы он уберегся».

В распахнувшуюся дверь втиснулся Левка Гиря. Одной рукой он, словно мешок, втащил в камеру человека. Брезгливо шмыгнув носом, выскочил и гулко захлопнул дверь.

Глухой, тяжелый стон наполнил густую тьму камеры. Как только дверь за полицаем захлопнулась, заключенные бросились на помощь новичку. Дали воды. Положили мокрую тряпку на виски.

Несчастный постепенно успокоился, затих. Когда ему стало легче, его решили положить на нары. Он отказался и просил оставить его в покое. Заключенные один за другим возвратились на свои места. Долго сидели молча, ожидая, что еще придумают полицейские. Но в коридоре, кроме пьяных выкриков дежурных полицаев, ничего не было слышно.