Владимир Санин - Старые друзья

А между тем Мишка, по авторитетнейшему свидетельству Елизаветы Львовны, был замечательным учителем русской литературы, абсолютно непримиримым и храбрым, как лев, когда приходилось отстаивать свои принципы. О них и пойдет речь. Каково общество, такова школа — в ней отражаются все его недостатки, как в зеркале. Общество бурлит — бурлит и школа, общество заболачивается — болото и в школе, общество возрождается — и вместе с ним школа, провозглашал Мишка на педсоветах. Крамола, но еще полбеды, куда больше неприятностей приносило Мишке его кредо: «Главное — научить детей сомневаться». «В чем сомневаться, товарищ Гурин, в общественном строе? — возмущались оппоненты. — В постановлениях партии и правительства?»

В прошлом у нас сложилось так: если на какую-либо книгу критика дружно набрасывалась, рвя автора на куски, читатели столь же дружно за ней охотились; официальное неодобрение было лучшей рекламой, достаточно вспомнить новомирские публикации шестидесятых годов.

Учитель, которого яростно ругали, приобрел широкую популярность и у учеников, и у родителей, которые всеми правдами и неправдами добивались перевода своих детей в Мишкины классы. Как известно, подобные вещи меньше всего на свете радуют коллег, а директриса тоже преподавала литературу.

— Вы растоптали программу! — гневно обличала она. — Расскажите во всеуслышание, чем вы заняли часы, предназначенные для «Евгения Онегина»!

— Читали и обсуждали «Мой Пушкин» Марины Цветаевой, — признавался Мишка.

— Почему вы это сделали?

— Никто увлекательнее и поэтичнее не доказал, что «Евгений Онегин» гениален, как и его создатель.

— Все слышали? А «Отцы и дети»? Не стесняйтесь, поведайте!

— Страсти, разгоревшиеся вокруг романа, невозможно понять без Писарева, — охотно признавался Мишка. — На уроках мы вели споры вокруг его статей, а роман ученики читали дома.

— Половина ваших учеников не знает наизусть стихотворений великих поэтов!

— Для того чтобы проникнуться красотой поэзии, не обязательно зубрить ее наизусть, лучшее запомнится само собой.

— Вы превратили класс в дискуссионный клуб!

С этим обвинением Мишка соглашался, да, в дискуссионный клуб. Ну и чем плохо, что ученики яростно спорят, не слыша звонка и надолго задерживаясь, если урок по расписанию последний? Да, он за споры, он даже подбрасывает хворосту в костер, обостряя их и под конец оставляя большой знак вопроса: думайте, сомневайтесь, отстаивайте свое, личное! Лишь собственное мнение придает прелесть мысли, как соль придает вкус пище, а какая другая литература в мире дает больше поводов для споров и мучительных раздумий, чем русская XIX века и начала XX? Роль учителя здесь сводится к роли русла горной реки, которое сдерживает и направляет бурный поток, свое мнение учитель высказывает, но никому не навязывает. И не надо навязывать, потому что даже самые великие умы человечества редко соглашались в чем-либо между собой, и требовать, чтобы каждый думал, как ты, не то же ли самое, что требовать, чтобы каждый одевался, ел и пил, как ты? Нас десятилетиями учили верить только в абсолютные истины, давайте же учиться сомневаться! Если все «за» — значит, это не истина, недаром в одном древнем государстве был обычай, по которому закон, принятый единогласно, автоматически считался недействительным. А кто без раздумий принимает чужое мнение, кто не ведает сомнений, тот может быть лишь слепым исполнителем чьей-то воли, далеко не всегда доброй…

Таково было Мишкино кредо; боролся за дело и свои убеждения — орел, лично за себя — мокрая курица: противоречие, которое не так уж часто наблюдается в нашем меркантильном мире. И Мишкина карьера, если таким словом можно назвать тридцать восемь лет учительствования, закончилась закономерным финалом: директриса едва дождалась его юбилея, который пышно отметила, вручила ценный подарок — сборник трудов Академии педагогических наук, и поздравила с выходом на пенсию, о которой Мишка и думать не думал. И вот уже два года он получает свои сто шесть рублей в месяц и по нескольку часов в день консультирует на дому учеников, получая за это по анонимным доносам гигантские деньги.

А начался наш вечер с воспоминаний.

Размышляя о всякой всячине, я как-то вцепился в одну мысль, обкатал ее со всех сторон и пришел к выводу, что решающую роль в судьбе человека, помимо случая, которому я тоже придаю колоссальное значение, имеет по крайней мере один свободный волевой поступок. Это как дорога: пойдешь налево — одна судьба, направо — другая; если обострить: пойдешь налево — опасно, но благородно, направо — безопасно, но бесчестно.