Владимир Осинин - Полк прорыва

— Смотрите!

Внизу по широкой долине протекала река — голубая!

— Я видел Дунай, — сказал Демин, — но, уверяю вас, ему далеко до такой красоты!

Они уселись на пенышках.

Щебетали птицы, воздух был прохладный, почти мятный, напоенный смолами и цветами.

— Вы, наверное, часто здесь бываете? — спросил Шорников.

— Редко. По праздникам. А сегодня у меня праздник! Когда-нибудь вы это поймете… Я ведь вырос в детдоме.

— Я знаю.

— Откуда?

— Просто знаю. Должны же мы знать своих комиссаров.

Демин вдруг весело засмеялся:

— Повторите! Повторите, что вы сказали! Может, мне все это почудилось.

— Не почудилось, товарищ комиссар. Мы ведь помним и другое — из чьих рук и где получали свои партийные билеты.

— Спасибо. Большое спасибо. Вы уж меня извините. Это не слабость. Но когда рассеиваются какие-то сомнения, нельзя удержаться. Недаром в старину говорили: камень с души спал. Так вот и у меня сейчас произошло то же самое. — И он как-то виновато сказал: — Ну что ж, пошли дальше.

Демин расспрашивал его о том, как прошел первый слет ветеранов корпуса, многие ли приезжали, мрачнел, когда узнавал, что кто-то уже умер.

— Даже капитан Неладин приезжал.

— Неладин? — удивился Демин. — Красавец такой? Неугомонный?

— Он самый.

Шорников рассказал, как Неладин неожиданно появился на своей коляске в ресторане «Прага», как маршал Хлебников усадил его рядом с собой и бывшим комкором, а потом показывали кино, и все видели, какой это был отчаянный парень.

— И как ему живется?

— Он не жаловался. Но как может жить человек в его положении?..

— Это верно. Надо бы мне его увидеть. Просто необходимо. У вас есть его адрес? Не забудьте оставить.

Из-за леса надвинулась туча, кажется, и небольшая, но очень темная, и вскоре хлынул проливной дождь. И когда он должен был кончиться, каким-то ветром тучу развернуло в обратную сторону, и снова зашумело, но уже тише. Деревья расправляли свои намокшие ветви, поднималась полегшая трава.

Они сидели у раскрытых дверей сарая и смотрели в сад.

— Нам все казалось, что от войны до сегодняшнего дня — один шаг, — говорил комиссар. — Но вдруг увидели, какое огромное расстояние уже позади! И уже другому поколению надлежит думать о войне и мире. Решать большие судьбы… Еще несколько лет назад я проехал по местам боев нашего корпуса под Сталинградом. Теперь мне по ночам обелиски снятся. И все безымянные. Не на граните писали мы имена своих товарищей. Молчат обелиски. И степь молчит. И мне всегда становится не по себе, когда я думаю об этом. То, что встречались ветераны, хорошо. Но надо было там…

Поздно вечером они поставили раскладушки рядом и проговорили до самого утра. Потом Демин оделся и куда-то ушел, подогнал грузовик. На нем Шорников и добрался до станции.

Вернувшись в Москву, он позвонил Прохорову. Генерал попросил его приехать к нему.

— Ну, так что там? — встретил он его у дверей. — Рассказывайте скорее.

— Да вы не волнуйтесь, товарищ генерал. Все хорошо.

Прохоров улыбнулся, но тут же какая-то кислая мина изменила всегда спокойное лицо генерала.

— А вы не приукрашиваете?

— Нет.

Генерал зажал рукой свой подбородок и произнес:

— А все-таки скверно получилось! Понадеялся на одного «деятеля»… Вот так всегда бывает…

— Ничего, все обошлось.

— Успокаиваете? Как будто я сам не понимаю! Никто из нас на фронте не сомневался, что есть чувство посильнее кровного родства. И если мы теперь разуверимся?!

Демин, конечно, считал, что промолчал тогда его бывший комкор. Не отозвался… А ведь и корабли в море за сотни миль идут на сигнал «SOS».

Как тогда у себя на Оке в беседе с Шорниковым, так и теперь комиссар ни словом ни обмолвился о том, что произошло.

У подъезда скрипнули тормоза. Шорников посмотрел в окно — машина была Прохорова. Генерал вышел из нее и деловито направился а входу.

— Я не ошибся?

— Не ошиблись, товарищ генерал!

— Здравия желаю, гвардейцы! — Прохоров обнял Демина, потом Неладина и Шорникова. — Спасибо, друзья, что вспомнили. И я все понимаю. Что я теперь для вас значу? Только для Шорникова — начальник, а для всех остальных…

— Прошу к столу, — сказал Демин.

Прохоров вскинул на него глаза:

— Может, ты, комиссар, сначала меня побреешь — в назидание потомкам?

— Ладно, обойдемся и без этого.

Неладин разлил вино по стаканам:

— Давайте вспоминать только хорошее. Разве у нас его не было?

— Верно, Неладин! — сказал комиссар. — За встречу, за наших друзей — гвардейцев-сталинградцев.