Владимир Осинин - Полк прорыва

Она горько улыбнулась и посмотрела на него такими глазами, как будто только теперь поняла, какое это будет несчастье, если их судьбы разъединятся. И еще глаза ее говорили о том, что она пойдет с ним на край света, все вынесет, что выпадет им на пути.

В коридоре на щите объявлений появился традиционный наездник со шпорами. Только голову у него подменили — вмонтировали из фотографии Прахова. Рядом рисунок — Леонид Маркович склонился над столом, наносит символические стрелы на карте. Одна из них устремлена в цифру — 50. Под ней приколоты телеграммы.

После обеда состоялся торжественный сбор офицеров. В честь Леонида Марковича был зачитан специальный приказ, произносились речи, вручались подарки.

Прахов был растроган. Все его поздравляли искренне, от души, и нетрудно было заметить, что никто ему не желал никакого зла. Все это его мнительность. Он сам понимал, что ничем не заслужил такого уважения и внимания товарищей по службе. Но у людей сердца добрые, даже щедрые, сделали и для него праздник.

Вечером в ресторане «Бега», где обычно отмечались подобные торжества, были сдвинуты столы. Обещал приехать Корольков, но почему-то задержался, а потом позвонил и попросил начинать без него.

— Что ж, начнем! — сказал Прахов.

Тамадой был капитан Сорокин. Он взял рюмку в руки и, улыбаясь, почесал кончик носа.

— Дорогие друзья! Вы, конечно, поняли, почему там у нас на щите изображен лихой наездник. Это имеет прямое отношение к тому, что мы оказались именно здесь. И главный виновник вот он, рядом со мной, Леонид Маркович. — И вдруг как-то смешно и душевно пропел: — Многие лета! Многие лета!

Потом трижды поцеловал Прахова — то в одну, то в другую щеку.

— Все прекрасно! — оживился юбиляр. — Пейте и ешьте, товарищи.

Прахов вынул из кармана и стал рассматривать подаренные ему генералом Корольковым часы. И невольно взглянул на те, что на руке, — они тоже были подарены, к сорокалетию. Неужели прошло целых десять лет?

Появился директор ресторана и цветочница, они вручили Леониду Марковичу огромный букет живых цветов.

Каждый предлагал тост, дошла очередь и до Шорникова. Прахову хотелось вскочить и крикнуть: «Коля! Ну скажи, что я мерзавец! Скажи все, что думаешь обо мне». И сам испугался своей мысли. А вдруг, после нескольких рюмок, он и брякнет все, что думает?

— Мы — как деревья в лесу, — сказал Шорников. — Если ветер валит одно дерево, оно падает на другое. Надо стоять рядом.

— Верно, Коля! Верно! — закричал Прахов. — Вот за это я всегда и любил тебя! Но… Можешь мне… Хотя не будем сегодня об этом.

— Не будем, не будем! — прервал его тамада. — Давайте лучше прочитаем телеграммы. Послушайте…

— Некролог! — усмехнулся Леонид Маркович. — Как бы меня после этого не уличили в культе личности! А все ведь заслужено! По́том и кровью!

Ресторан наполовину опустел, и на столах, кроме окурков и пепла да еще нескольких бутылок с минеральной водой, ничего не осталось. Прахов подозвал официанта:

— Еще по пятьдесят граммов всем.

Лоб его покрылся испариной.

Прахов встал, поднял вверх руку с рюмкой, будто факел:

— Друзья, — а я надеюсь, что здесь все мои друзья! — разрешите и мне сказать несколько слов. В свое оправдание! — улыбнулся он театрально. — Я хочу вот о чем сказать. То, что прожито, не переделать, а то, что будет впереди, наверное, малоутешительно. Для меня, разумеется. Но я — солдат. И привык добиваться цели, даже тогда, когда нет никаких шансов на победу. — Прахов покачнулся, задел локтем вазу, она опрокинулась, цветы упали. Прахов стал поднимать вазу, выронил из рук, зазвенело стекло.

— К счастью! — крикнул тамада.

— К какому счастью?!

Нужно было уходить, Шорников и Сорокин взяли Прахова под руки, подвели его к раздевалке, помогли надеть шинель. А цветы так и остались валяться под столом вместе с осколками вазы. Кто-то погасил за ними люстру.

— Все хорошо. Все очень хорошо! — говорил нараспев Прахов. — Может быть, я и выпил лишнего, но голову не потерял. И могу стоять на своих ногах. Полный порядок! Мы едем домой.

В машине он сидел широко разбросив руки, шинель расстегнута, шарф сполз на колени.

— Хорошие вы хлопцы, честное слово! Только не все это понимают. — Прахов поцеловал сначала капитана Сорокина, а потом Шорникова. — Эх, Ленька, Ленька Прахов! Вот тебе и пятьдесят. Вроде и не так много, но и не мало. К девкам уже не пойдешь!

— Не прибедняйтесь, Леонид Маркович. Мы знаем кой-какие ваши проделки. Увлекались!