Владимир Осинин - Полк прорыва

Огульчанский почувствовал такой озноб, что, наверное, не мог бы согреться и под тулупом. Вызвал врача.

— Да у вас температура такая же, как днем в этой пустыне! — сказал врач.

— Что будем делать?

— Лежать.

— Это невозможно!

— Тогда придется вас отправить в госпиталь.

— Потерпим до утра.

И вот он лежит в санитарке, укрытый тремя одеялами. Выпил крепкого чаю, потеет.

Вдруг он начинает в бреду звать свою жену:

— Зина? Да подойди ты ко мне!.. У нас все хорошо. Очень хорошо.

Потом кому-то говорит:

— Я сам! Я только сам!

И вдруг вскочил и закричал:

— Давай, давай!

Врач снял с него одно одеяло. Огульчанский очнулся.

— Спасибо. Теперь, наверное, я усну.

Не успел Шорников позавтракать, как за ним пришел газик — вызывал к себе маршал.

— Может быть, ему нужен командир полка? — спросил он у водителя.

— Нет, он сказал, что нужны лично вы.

Как это все не вовремя! Огульчанский все еще болен, а полк надо готовить к новому маршу.

Маршал поджидал его у палатки. Он держал в руке фуражку и смотрел на далекие отроги, полыхающие живым пламенем.

— Вы заметили, даже небо красноватое! — сказал Хлебников. — Повезло нам с вами, такую красоту не часто увидишь. Но пройдет несколько дней, и отроги опять станут мертвыми.

Маршал пригласил его в палатку, показал рукой на кресло и сам сел напротив:

— Как настроение?

— Да так… Хандрить некогда.

— А как служба складывается? Не боитесь затеряться на должности заместителя командира полка?

«Почему затеряться? Оказывается, можно и затеряться? Как какой-нибудь оазис в этой пустыне?»

— Я решил с вами поговорить вот почему. Вскоре может оказаться свободной одна должность. Но — увы! — не в Москве. Лично мне потребуется человек. Не сапоги чистить, нет. Думающий офицер! Я хотел бы знать ваше мнение.

— Надо подумать, товарищ маршал.

— Подумать, конечно, надо. Только чтобы не было потом поздно.

Худое обветренное лицо маршала, казалось, было каменным, на нем редко появлялась улыбка — вечная озабоченность. И вся душевность его слов исходила откуда-то из глубины, от сердца и разума.

— Мне запомнилась тогда ваша книга о танкистах. Ясный ум и смелая честность — это тоже божий дар. И я советую вам беречь его. Все можно выслужить — и портфели, и звезды, талант выслужить не дано.

Маршал поинтересовался, какие вопросы сейчас волнуют Шорникова, пишет ли он новое что-нибудь.

— Нет.

— Конечно, сейчас вам не до этого. Но я советую серьезно подумать о песках. Наверное, вы надолго свяжете с ними свою судьбу.

Шорникову стало на какое-то мгновение страшно — вот как легко жизнь все переиграла по-своему, и ничего уже не изменить. Он почувствовал себя приговоренным до самой старости обитать в этих краях.

— Записывайте все, что вам покажется интересным. Может, потом когда-нибудь за мемуары приметесь.

— Та жизнь, которой мы живем, товарищ маршал, не предмет для мемуаров.

— Кто знает! Интерес к событиям и людям возникает часто неожиданно. Казалось бы, неразрешимые проблемы вдруг оказываются разрешимыми, когда к ним становятся причастными такие же смертные, как мы с вами. Вы думаете, я мечтал быть маршалом? Мечтал когда-то стать старшиной…

— Извините за любопытство, а вы не пишете свои воспоминания? Все теперь пишут.

— А я пока нет. После шторма море должно отстояться, чтобы оно стало светлым. Первые впечатления часто бывают обманчивыми. Помнится, когда я впервые увидел океан, он показался мне мутной лужей. А на следующий день он весь горел и переливался на солнце голубым пламенем… Судить о событиях, к которым я был причастен, нужно большое мужество. Мне хотелось бы написать не только о баталиях. Ведь войны ведутся не обязательно на суше и на море или в воздухе. Есть еще один фронт — наши сердца! Их всегда старались разъединить, чтобы дошла очередь до оружия. В цивилизованном мире войны будут исключены. Невозможно будет купить убийцу. Новые поколения обязательно перестроят мир. Или все погибнет… Нам же с вами выпало, наверное, самое сложное время — быть в готовности гасить огонь огнем. Иначе нельзя. — Маршал взглянул на часы: — Ого! Слишком разговорились мы с вами. — Он встал, подал руку.

— Командира полка — к генералу!

У штабной машины расхаживал комдив — высокий, крутоплечий, с ястребиным носом и аккуратными усиками, словно прикрепленными специально. Шорников отдал ему рапорт.

— Как чувствует себя ваш командир полка?