Илья Лавров - Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

И здесь Вики нет.

Лосев останавливается на берегу арыка, в котором узбеки, присев на корточки, полощут пучки петрушки и моркови.

Проходит девочка в платье из маргеланского шелка. На нем продолговатые оранжевые и черные пятна. Виднеются такие же шаровары до пят. Из-под вышитой тюбетейки змеятся по спине двенадцать черных косичек. Они закрывают плечи, как черная шаль. На голове девочки лежит плоская круглая корзина, накрытая белой тряпкой. Вкусно пахнет теплыми лепешками, посыпанными тмином.

Перед стариком с белой повязкой на лбу — от солнца — стоит на земле эмалированный таз, полный вареного гороха. Горох посыпан докрасна перцем и усеян кольцами лука.

Толстый мальчик в халатике свесил ноги в арык. Он проткнул гвоздиком гранат и сжимает его изо всех сил. В пиалу на коленях брызгает кровавая струйка.

Лосев зажмуривает глаза. Перед ним ярко, ярче невозможно, возникает незнакомая девушка: она подняла гроздь, запрокинула голову, откусила виноградину. Он даже ощущает сладкую липкость губ, обрызганных соком…

Вокруг водоема — дуплистые ивы. Они склонились со всех сторон, сплелись вершинами, и получился зеленый шатер. На берегу водоема — чайхана.

Лосев садится на мостик, застланный ковром. Мальчик приносит ему чайник и пиалу. Потом берет ведро, полное воды, и, черпая ладонью, обрызгивает землю. Лосев ласково похлопывает его по спине. Мальчик, у которого и губы, и нос, и подбородок в дынном соке, недоуменно глядит черными глазами.

Под котлом, весело треща, горят сухие стебли хлопчатника. Веселая компания собралась над водоемом. Узбеки мастерски строгают лук кривыми ножами, режут морковь на брусочки, тоненькие, как спички, — готовят плов.

Лосев сидит по-восточному, обхватив руками поджатые ноги, закрыв глаза. Над головой перепел кричит: «Спать пора!»

Долго сидит он так, чувствуя себя счастливым. И хочется ему увезти с собой все, что он сейчас видел. «А я и увезу, — думает Лосев. — В душе — увезу. И тебя увезу», — говорит он Вике.

Уже расстелились синие тени, над розово-желтоватыми корками дынь больше не жужжат стайки мух. Очнулся Лосев от тоски: «Кто она? Где сейчас?» Он выпивает вяжущий, золотисто-зеленый кок-чай и идет к Дададжану.

Ряды уже почти опустели, а старик не уходит. На прилавке корзина, мольберт и красный чайник.

— Деньги взяла, чайник забыла. Давно жду. Уже все продал — она не идет, — объясняет огорченный старик.

Лосев бережно поднимает крышку и видит в чайнике инжир и персики.

Ждали до тех пор, пока сторожа не начали мести, поднимая пыль. Уже по всей долине в клетках кричали перепела, встречая вечер…

…Придя домой, Вика хватилась, что не купила молока. Она никак не могла вспомнить, где оставила чайник.

Мать обругала ее:

— Растеряха! Вечно глазеешь по сторонам!

— Ну и глазею! Ну и что же! — нагрубила Вика, хотя и не хотела грубить. Но после встречи на базаре в душе было беспокойно. Она почему-то была недовольна собой. А почему — не понимала.

Пришел одноклассник Толя Зарницын, который ей нравился и которого она всячески изводила. Зарницын немного полный, с ярко-красными губами, с румянцем и с черным, еще не бритым пушком на губе. Одевался Толя всегда щеголевато.

Больше всего он любил футбол, велосипед и веселые книги. Все печальное, грустное вызывало у него просто отвращение. Он сластена, и в карманах у него всегда лежат конфеты.

Зарницын с трудом протащил велосипед в калитку. Вика глянула на его новые брюки, заколотые внизу булавками, на шелковую голубую рубашку, на часики и мрачно спросила:

— Толька, ты вообще книги читаешь?

— А что? — насторожился Зарницын, уже привыкший к выходкам Вики.

— Я тебя спрашиваю: читаешь? — рассердилась она, откусывая от прозрачного ломтя дыни.

— Ну, вообще-то читаю…

— Только «Крокодил»?

— Да брось ты, пожалуйста! — насупил брови Зарницын, нервно звеня звонком на велосипеде.

— Я видела, как ты играешь в футбол, видела! Ноги у тебя сообразительней, чем голова. Честное слово! Хочешь доказательства? Пожалуйста! Сегодня ноги единственный раз вовремя привели тебя ко мне. Всегда приводили напрасно, а сегодня вовремя. Сейчас будешь трясти орехи!

И Вика злорадно посмотрела на его новенькие брюки, на рубашку. А Зарницын глянул на них растерянно.

Но тут же решительно прислонил велосипед к вишне, снял рубашку и повесил на руль. Подумал — снял туфли и, связав шнурки, тоже повесил на руль. Взялся было за ремень на брюках, но взглянул на Вику, у которой строго сдвинулись брови, и махнул рукой, пошел к раскидистому ореховому дереву. Кряхтя, неумело залез на нижние ветви, тряхнул их. Грецкие орехи сыпанулись внезапным ливнем. Они скатывались в ямки, стукались об утоптанную землю, падали в арык.