Остаток пути надоедливо досаждали мысли о том, что в колхозе снова придется разбирать жалобы агронома и трактористов, ругаться на огрехах, подписывать акты на пересев невсхожих участков… Как это все мелко и нестерпимо нудно. Стоило ли ради этого кончать институт!..
В колхозе Лузанова нашла телефонограмма, в которой главному агроному МТС предлагалось немедленно прибыть в облсельхозуправление с отчетом о весеннем севе.
Времени оставалось мало, поэтому Сергей успел только взять в гостинице номер, побрился, наспех перекусил и поехал на совещание.
Солнечное, с застойным воздухом утро сулило жаркий день. Окна в трамваях были уже подняты, и в лицо плескался мягкий встречный ветерок, пахнущий бензиновой гарью, теплым асфальтом, молодой зеленью и пылью. Отвыкший от городской сутолоки, Сергей невольно вспоминал, как тяжело придавил его шум и бурливое движение толпы, когда он впервые оказался в незнакомом городе. Вспомнил еще, как хотелось тогда умчаться обратно в Дядлово, и подумал: «Глуп еще был, как подсосный телок». Воспоминания о прошлом мешали Сергею сосредоточиться на какой-то важной и приятной мысли, но он сознавал, что непременно вернется к этой мысли, когда вокруг будет тихо и спокойно.
Доклад главного агронома облсельхозуправления слушал рассеянно, потому что все время думал о Лине, соображая, о чем он будет говорить с нею по телефону и потом, при первой встрече. Всегдашняя самоуверенность внушала только бодрые мысли. Совещание для Сергея длилось нескончаемо долго и казалось самым нудным, хотя Окладинскую МТС не упоминали ни с плохой, ни с хорошей стороны.
После совещания Лузанов тотчас же направился в гостиницу.
И чем ближе подходил к ней, тем сильнее овладевало им то чувство беспокойства, которым он жил почти весь день. Забежав в свой номер, швырнул на диван шляпу и взялся за телефон. Сердце у него билось где-то у самого горла, билось и радостно и неспокойно. Наконец, переведя дыхание, он улыбнулся и так с улыбкой начал набирать памятный номер, в котором было три единицы. Единицы эти правильно чередовались с другими цифрами, и такой порядок был Сергею дружески знаком. В трубке прерывисто загудело, он представил, как Лина, услышав звонок, бросила свои занятия и спешит к телефону. Мягкие белые волосы ее, как всегда, легким крылом спускаются над правой бровью. Она на ходу поправляет их и улыбается уголками рта. На этот раз он с трепетной радостью подумал об ее улыбке… Наконец, гудки оборвались, на другом конце провода кто-то взял трубку.
— Алло? — слабым, словно бы подкосившимся голосом спросил Сергей и услышал:
— Дома никого нет, батюшко. А я глуха. Позвони попозже.
Разговора не вышло, но радость ожидания стала еще острее, и он просто не знал, куда себя деть: то ложился на диван, то ходил по комнате. Наконец, заперев свой номер, спустился вниз и у самых дверей буфетной комнаты встретился с Иваном Ивановичем Верхорубовым, нагруженным свертками и бутылками.
— Ты чего здесь, Лузанов?
— Да вот перекусить бы…
— Я не об этом. В городе, спрашиваю, зачем?
— На совещание вызывали. С отчетом о севе.
— Отчитался? Пойдем ко мне. Ну-ну, будет еще упираться. На бутылки. Пошли, пошли, у меня все взято.
В номере Иван Иванович снял свой пиджак, галстук, расстегнул воротник рубашки и сразу стал меньше, будто усох, сделался по-домашнему прост. Он, видимо, недавно побрился, и тонкая кожа на его лице сухо глянцевела. На левой скуле свежо чернело пятнышко пореза. Большой увядший рот все время чему-то улыбался.
Телефон, настольную лампу и тяжелый из мрамора чернильный прибор Иван Иванович сдвинул на угол стола, а на середине разложил колбасу, сыр, хлеб, конфеты, бутылку коньяку и несколько бутылок пива.
— У меня сын здесь живет, — говорил он, нарезая острым перочинным ножом колесики лимона. — Но я к нему ни ногой. Теща у него, слышите, хуже серной кислоты. Не могу ее видеть, потому мы уж с ним всегда встречаемся вот так, в гостинице. Ну давай по стопке, пока его нет.
Верхорубов одним глотком выпил налитый в стакан коньяк и с шумным свистом выдохнул воздух из обожженного горла. Потом, кисло морщась, начал сосать лимон — по тонким, хрупким пальцам бисеринками покатились две капельки соку.
— Отчитался, говоришь? Кстати, небось намыли? Чудно. Да, не то время, Сергей Лукич. Не то. Прежде, бывало, возвращаешься из области, будто в щелоке тебя прокипятили, живого места не осталось — во как. И садко и сладко. А ведь это верный признак старости, когда начинаешь хвалить прошлое. Так-так. Бог с ним, как говорится, с прошлым. Тут от нового не передохнешь.
Читать дальше