Иван Акулов - В вечном долгу

— Смотрю вот, скучно живешь.

Лузанов смущенно улыбнулся:

— По-холостяцки, Михаил Антонович.

— М-да, жениться — не напасть, вот жениться б да не пропасть. Видишь ли, какое дело, Сергей Лукич, — Клюшников прошел к столу, сел, тяжелые куцые руки свои сцепил на животе. — Видишь ли, какое дело. Сегодня к нам в МТС приезжает новый механик — со Светлодольского машиностроительного он, — и, понимаешь, едет с семьей…

— И надо уступить ему квартиру.

— Временно, Сергей Лукич.

— Да нет, зачем временно. Я на постоянно могу. Я, Михаил Антонович, так понимаю вас: не ко двору ты нам пришелся, товарищ Лузанов. Верно?

— Что за вздор, Сергей Лукич. — Маленькие глазки у Клюшникова выразительно округлились. — Откуда ты взял этот вздор?

— Вижу. Хотя бы с той же машиной история. Или теперь вот — квартира моя понадобилась… Не нужен я здесь — скажите уж прямо.

Клюшников улыбнулся и покачал головой.

— А ведь на комплимент напрашиваешься, ей-богу, Сергей Лукич. Ну какой ты самолюбивый — прямо не подступись. Среди людей живем, Сергей Лукич, и порой для них приходится потесниться. Дело житейское. Сегодня ты уступил, завтра тебе уступили, а ты: не ко двору. Обиделся. И машину притянул. А зря. То верно, я распорядился ограничить твои поездки. Но не потому, чтобы указать тебе на дверь. Нет. Хоть Лузанов у нас в МТС и один с высшим образованием специалист — о чем он любит всем напоминать, — однако машины персональной для него пока нету. И надо бы, но за недостатком нету. Есть общая машина для всех специалистов. Кому нужней, тот и едет. А ты, Сергей Лукич, прибрал ее к рукам и никому не даешь, будто у тебя дело, а у других безделица. Это непорядок. Мне доложили, что ты ежедневно наматываешь на ней до двухсот километров. Я тут уж вправе спросить у тебя, как же ты при такой мобильности ухитряешься руководить полеводством зоны. На ходу, что ли? Это, согласись сам, гастролерство. Не прими за обиду, но служба службой.

Клюшников встал, мягко ступая по полу своими разбитыми, с широкими, но короткими голенищами сапогами, прошелся по комнате. Отбросил ногой с дороги в угол комнаты окурок.

— С квартирой извини. Будем считать, что этот вариант неприемлем. Пойду в контору и покумекаю еще. Безвыходных положений не бывает. Счастливо оставаться.

И Клюшников ушел.

Оставшись один, Сергей опустился на закинутую одеялом кровать и долго сидел, задумавшись. Как всегда после неприятного разговора с кем-нибудь, им овладела желанная мысль бросить МТС и закатиться куда-нибудь. Куда именно, он не представлял, но тайно, глубоко в душе, берег надежду оказаться где-то рядом с Линой. Она любит его и простит ему ту мальчишескую выходку. А с Линой везде будет хорошо и уютно жить. Разве при Лине какой-нибудь байбак, подобный Клюшникову, скажет, что надо потесниться? «Комнаты отдам, — вдруг решительно подумал он. — На кой черт мне они, эти пустые стены. А случится уехать — из-за квартиры, мол. Все равно я тут и так один и этак один. Не ко двору, словом…»

С этими мыслями он вышел из дому и на крыльце столкнулся с теткой Татьяной. Она поднималась убирать его квартиру и несла ведро с веником и тряпкой.

— Здравствуйте, Сергей Лукич. — Женщина уступила ему дорогу. — Ключик-то на месте?

— Ты вот что… Прибери там, а все мои вещи перенеси к себе.

— Куда к себе, Сергей Лукич?

— Другие будут там жить, не понимаешь, что ли? Перетащишь и сходи к Клюшникову, скажи, Лузанов освободил ему квартиру.

Сергей, не заходя в контору, прошел в гараж, приказал первому попавшемуся шоферу завести «газик» и, сев за руль, уехал в колхоз «Пламя», где все еще тянулась посевная, потому что хозяйство больше всех сеяло по весновспашке.

Когда выехал за Окладин, солнце уже было высокое и жаркое. В машине, под легким тентом, копилась тугая духота. Ноги в заношенных портянках и тесноватых сапогах жарко горели от пота. У первого же мосточка, пока не остыли, мыл ноги. Потом посидел босой, с наслаждением шевеля освеженными пальцами.

Вода в ручейке теплая, чистая. С берегов в нее спускалась нежно-зеленая трава, насквозь прохваченная солнцем. Пахло чем-то свежим, крепким, раздражающим. «Вот и весна кончилась, — грустно подумалось Сергею, — а я, можно сказать, и не видел ее. Кажется, на глазах растаял снег, обогрелась земля, проклюнулась травка, поднялась, дохнуло свежестью, а я почему-то ничего этого не заметил. Да и до этого ли? Колесишь по полям день и ночь. И неужели так будет каждой весной?..»