Впервые Сергей Лузанов приметил Клавку как-то совсем нечаянно. Однажды возвращался с покоса домой и в дядловском мелколесье набрел на колхозное стадо. Пастух, дедко Знобишин, сидел на дряхлом пне, опустившись локтями на колени, разговаривал о чем-то с Клавкой. Девчонка стояла перед ним и слушала. Сбоку от Знобишина, под рукой, норовя ухватить зубами обтрепанный рукав его дождевика, вертелся толстолапый щенок. Первым увидев Сергея, щенок шмыгнул между Знобишиным и Клавкой и с визгливым лаем бросился на гостя, но у самых ног его почему-то смутился, завихлял всем задом, приветливо выбросив сквозь зубы длинный язык.
— Здравствуй, дедко Знобишин.
— Здоровенько бегаешь. С покоса, надоть быть. Погодка — сенцо на граблях сохнет. Дорогу вот на малинник девчушкам толкую. Пошли по ягоды, а куда пошли — не знают. Да и не успела поди она, малина-то.
— Кла-ва! — играл девичий голос в березнике.
— …эйа! — тянул другой.
— Кла-ву-у-у!
— За куличье болото пусть идут. Красно́ малины, сам видел.
— А ты проводи нас, Сережа. — Клавка подняла на парня глаза и улыбнулась. — Чего молчишь-то? Испугался. Ладно уж, мы сами. Спасибо, дедушка. Я побегу.
Зная, что Сергей смотрит на нее, Клавка неторопливо, по-женски легко вскинула руку, поправила волосы под белым платком, потом так же легко и спокойно взяла свою корзину и, поводя плечами, пошла в ту сторону, где разноголосо скликались ее подружки. Толстолапый щенок хотел бежать за нею, но передумал, видимо, и только тявкнул вслед, укладываясь у ног хозяина.
«И откуда что?» — безотчетно радуясь, удивился Сергей и долго видел перед собой продолговатые Клавкины глаза, в глубине которых притаилось что-то странное, недоступное и милое. И потом, идя домой, и через неделю, и через месяц Сергей все вспоминал Клаву и недоумевал: как же раньше-то не замечал он ее?
Так, может быть, и уехал бы Сергей в институт, если бы не случай, который помог ему сблизиться с Клавой.
Из колхоза отправляли в город оставшееся от сева зерно. В разломанной и ободранной церкви, где находился склад, работали девчата. Клавка Дорогина деревянной лопатой выгребала зерно на толок из-за веялки, куда насыпали его в спешке и бестолковщине. Отделенная от подруг корпусом веялки, она почти не слышала веселой и неумолчной болтовни подруг. Но в этот раз будто подтолкнул ее кто: послушай. Девчата о чем-то перешептывались и исподтишка посмеивались. Клава прислушалась и уловила:
— Глядите-ка, как он их легко-то…
— И верно, девчата.
— А чего это он вдруг?
— Кровь кипит у студентика.
— Эй, студентик!
— Да и вообще парень…
Клавка вышла из-за веялки и тоже стала смотреть в ту сторону, куда глядели подруги. К створчатым, настежь распахнутым дверям с мешком шел Сергей Лузанов. Она зачем-то дождалась, когда Сергей вернулся порожний и, легко подхватив с весов новый куль-пятерик, кинул его себе на плечо, не покачнувшись, снова пошел на улицу. И Клава будто впервые видела парня: он высок, не по-крестьянски тонок, но мешок лежит на его плече надежно, твердо. Девчата, переговариваясь, опять взялись за работу, только Клавка все стояла за углом веялки и все смотрела, как Сергей неторопливо, размеренным шагом ходил от весов к телегам и от телег к весам. Долгое лицо его, с тяжелым подбородком, было притомлено, красно и жарко, но не вспотело.
И вдруг какой-то бесенок кувыркнулся в груди у Клавки. Она вышла навстречу Сергею и весело заговорила:
— Девчонки, глядите-ка, ноги-то у него, как лист осиновый.
— А и впрямь, трясутся.
— Ха-ха-ха.
— Жидок. Ха-ха-ха.
— Это кто жидок?
— Ты, конечно. Ха-ха, девчонки.
— А ну, которую из вас взять в довесок к мешку?
Он угрожающе шагнул на девчат — те врассыпную. Лиза Котикова споткнулась о чью-то лопату и — на бок, а из-под платья мелькнул голубой краешек рейтуз. Только Клавка осталась на месте. Она не убежала, как все, а сцепилась с Сергеем бороться. Пока он в нерешительности прицеливался, как половчее подхватить ее, она заплетала его ноги и настойчиво теснила к куче зерна. Наконец, смеясь и задыхаясь от смеха, они упали на ворох пшеницы за веялку, и Сергей поцеловал девушку в горячий смеющийся рот.
— И доволен… Балбес…
Она закусила губу и низко склонилась с лопатой в руках. Склонился и Сергей рядом, будто пыль отряхивая с брюк, шепнул с мольбой и лаской:
— Клаша, ты не обидься… В ветельник приди вечером, Клаша…
Вечером Сергей спустился с горы за церковью в обшарпанный скотиной ветельник и притаился там. От реки веяло сыростью и прохладой. По траве стлался зябкий туман. А в кустах, вытоптанных коровами, было сухо и уютно пахло задубевшим листом талины, подсыхающим клевером, парным молоком и теплой землей. Уже совсем засумерилось, и белый туман стал подкрадываться к ветельнику, а прохлада от реки даже забралась в кусты. Где-то, просто рядом, на болотце, начал пилить деревянной пилой мягкую тишину коростель. Сергей нервничал. Коростель мешал ему слушать потемки, из которых должна была появиться Клава. «Неужели не придет? — уже веря, что она не придет, спрашивал он сам себя. — Неужели? Может, она не расслышала? Нет, все слышала и поняла». Он вспомнил, что Клава подняла на него свои продолговатые глаза — и в них не было ни злости, ни обиды…
Читать дальше