Иван Акулов - В вечном долгу

В прошлый раз пришел домой и, как сумел только, совсем незаметно прошмыгнул в свою комнатушечку, а потом, нате, запел там по-петушиному. Должно быть, створка отворилась, подумала Глебовна, и влетел на подоконник, холера, соседский петух-горлан. Он же все цветы нарушит, пропасти нет на него. Глебовна с ухватом наперевес кинулась в горенку, а там, окаянный народец, сидит Алешка, и улыбка до ушей — хоть завязки пришей…

Из огорода, откуда-то из дебрей картофельной ботвы, опять несдержанный смех. Глебовна поправила на голове платок и пошла открывать калитку.

— Ты опять там варначишь, Алешка? Вылазь, а то крапивой по шее.

И только тут увидела в углу огорода круглую и белую, как куль муки, спину чьего-то приблудного кабана. Кабан пахал рылом молодую картошку, чавкал и уютно похрюкивал. Занятый жратвой, он слишком поздно заметил опасность и ошалел от дикого страха, забыл дорогу, по которой пришел в огород. Бросился наугад от хозяйской орясины, взлягивая короткими, но сильными ногами, безжалостно копытил прибранные грядки, мял выхоженную зелень. Случайно наткнувшись на открытую калитку, стремительно вылетел во двор и по пути опрокинул плетенку с яйцами и разбил корчажку с клюквой.

Глебовна несказанно опечалилась, увидев подрытые гнезда, и хотела даже кое-какие из них подправить, может, негиблые еще, но вспомнила о яйцах и торопливо заковыляла из огорода.

Чуть не плача собирала она жалкие остатки своих припасов, когда встал перед нею Алешка.

— Здорово ночевала, тетка Хлебовна.

— «Здорово ночевала» тебе. Гляди…

— К счастью это, тетка Хлебовна. К счастью. А ты вот на, погляди.

Он развернул перед глазами книжицу.

— Ну, что это?

— Диплом это, окаянный народец.

И Алексей, схватив тетку Глебовну за плечи, начал крутить ее по двору, приплясывая и хохоча.

— Будет. Я кому говорю? Да это что же за оказия!

Вечером сидели за столом. Алексей в белой рубахе, с засученными рукавами и расстегнутым воротом, праздничный, блестящий, немножко чужой в этой халупе. По правую руку от него сидел сосед, колхозный бухгалтер, Карп Павлович Тяпочкин, сухой, поджарый мужчина, с круглой плешью, спрятанной под жидкой прядью волос, востроносый и востроглазый, всегда с тонкой ухмылочкой на губах. По ту сторону стола, то и дело убирая землистые руки на колени, вся как-то съежилась Настасья Корытова, зазванная Глебовной в гости просто для компании и затем еще, чтобы завтра все село Дядлово знало, что у Глебовны вернулся Алексей с дипломом агронома, и она устроила пир. Глебовна не лыком шита — об этом все должны знать. С уголка примостилась хозяйка. Она больше на ногах, металась от стола да на кухню, к печи, и видно, что уже умаялась, но довольна: у ней гости. А это так редко бывало.

— Ты хоть бы опнулась чуточку, — заботливо уговаривала Глебовну Настасья, хотя хорошо понимала, что хозяйке никак нельзя сидеть наравне с гостями.

На Алексея Настасья глядела с почтительной завистью и, скромненько попивая чай, ловила каждое его слово.

— Я, Карп Павлович, — говорил Алексей, держа кулак на отлете, — я иду в «Яровой колос» затем, чтобы вернуть на дядловские поля рожь. Вы знаете, Карп Павлович, что в Окладинском музее хранится медаль дядловским мужикам за выращенную рожь? Медаль эта с Парижской выставки тысяча восемьсот девяносто первого года. Где эта рожь теперь? Я понимаю, почему ее вывели. Пшеница понадобилась. Чем больше посевов пшеницы, тем культурнее хозяйство. Верно?

— Не планируют нам рожь, Алексей Анисимович. Не планируют и семян не дают. А то, что земля у нас ржаная, знаем, слава богу.

— Сразу заявляю: все это пересмотрим. Через два-три года, уверяю вас, завалим колхозные амбары зерном.

— Дай бог, Алексей Анисимович. Вот у нас, в Котельничах, Алексей Анисимович, учитель был… Тоже страсть боевой, если поверишь. Стали его избирать в председатели, а он и говорит: «Пройду в председатели, засыплю вас хлебом по самые маковки». Не сумел. Жи́док оказался. Сбежал. Потом колхозники у него и спрашивают: «Отчего же ты, Клим Киевич, — такое имя у него было: Клим Киевич, — отчего же ты, Клим Киевич, зерном-то нас не засыпал?» А он боевой такой, если поверишь, ржет над ними да и говорит: «У вас, говорит, хлеб засыпать некуда. Амбаров-то нету». Хватились, а и в самом деле, амбаров-то нету, сожгли их все заместо дров. Вот и возьми его.

— Это болтун какой-то, Карп Павлович. Меня с ним нечего равнять. Я все-таки участковый агроном и знаю, что от земли надо идти, а не от амбаров. Было бы зерно, а уж куда ссыпать его — найдем.