Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Он выкрикнул последние слова и поспешил отойти к своему станку, чтобы никто не увидел его несчастных глаз. Мир скверный и жестокий, нет в нём настоящий верных людей: стоило только Майоле поманить пальчиком, и железный Лука Лихобор изменил дружбе.

Дня три Феропонт ходил хмурый, как грозовая туча. Дома о новости промолчал, почему-то показалось обидным, что, выбирая между любовью и настоящей мужской дружбой, Лука выбрал любовь.

А на четвёртый день; в конце смены, Лука подошёл к Феропонту и сказал:

— Хватит разыгрывать капризную барышню. Друзья мы с тобой были, друзьями и остались. Пойдём посмотрим, как взлетит новый самолёт.

— Не пойду я с тобой, — сказал Феропонт. — И что ты нашёл в этой голенастой Майоле?

— Ты прав, ничего особенного в ней нет, просто она самая красивая женщина в Киеве, и я её безумно люблю.

— Женщина? — Феропонт словно споткнулся.

— Конечно. Моя жена. И брось переживать, вытирай станок и пошли на аэродром…

— Она тебя быстренько отучит командовать, — не удержался и съязвил Феропонт.

— Вот и отлично! — Лука счастливо улыбнулся.

О первом пробном полёте нового самолёта на заводе не объявляли. Через неделю будет торжественная церемония в присутствии высокого начальства, с речами и знамёнами, с приказом директора о поощрении лучших рабочих и инженеров. Сейчас намечался всего лишь пробный полёт, но слух о нём, расходясь концентрическими кругами, постепенно охватил все цеха, и йосле смены к аэродрому потянулись люди.

Лука и Феропонт несколько минут шли молча. Толпа, окружавшая их, становилась всё плотнее. Но Феропонт думал не о самолёте.

— А всё-таки ты молодец, — словно познав наконец какую-то очень спорную истину, объявил он.

— Это почему же? — Лука заинтересовался: подвигов за собой он не чувствовал.

— Да что Майолу на лету срезал. Вокруг неё столько женихов кружилось, а девчонки все тщеславны.

— Ты знаешь, мне показалось, она вышла за меня потому, что у неё не было выбора. Ни одного жениха около неё я не заметил, — вполне серьёзно сказал Лука.

— Просто влюбились друга в друга, как… как… — Он подыскивал сравнение, хотел сказать, как Ромео и Джульетта, но раздумал: получалось слишком банально и литературно. И промолчал.

— Желаю тебе так же влюбиться, — сказал Лука.

— Ну, знаешь, — Феропонт возмутился, — ещё не родилась такая девчонка, которая смогла бы меня охомутать…

— Нет, уже родилась. Ей сейчас лет десять, двенадцать. а может, и все четырнадцать… Смотри, вон он, наш красавец!

И в тот же миг Феропонт забыл и о Луке, и о Карманьоле, и о разбитой дружбе. Новый самолёт стоял в отдалении от выстроившихся в ряд старых ОК-24, но даже если бы он пристроился к ним, всё равно спутать, не заметить его было невозможно: казалось, именно под его крылом приоткрылась завеса времени и всем посчастливилось заглянуть в будущее.

На аэродром, конечно, никого не пускали, но вокруг собиралась толпа — молчаливые, взволнованно-торжественные люди. Это они сделали самолёт. Нет более гордого и значительного чувства, нежели сознание отлично выполненной работы.

Феропонт и сам не мог понять, откуда пришло к нему это ощущение всепокоряющей гордости. Казалось, от может сделать любую работу, всё ему по плечу: пассажирский самолёт — пожалуйста, вот он стоит перед вами. Космический корабль? И это можно. Хотел посмеяться над собой, над непривычной взволнованностью, и не смог. Крепко держат киль и стабилизаторы гайки, сработанные Лукой и Феропонтом, их руками. Феропонту хотелось крикнуть: «Люди, в этой машине есть и моя работа!» — но сдержался: каждый из его соседей, стоявших с ним плечом к плечу, мог сказать то же самое.

— Послушай, учитель, — Феропонт толкнул локтем Луку, — а если заточить резцы под острым углом, то канавки в наших гайках можно прорезать вдвое быстрее.

Лука посмотрел на своего ученика и согласно кивнул. На свет появился не только новый самолёт, но родилось нечто более значительное и важное… Ещё многое случится с Феропонтом, ещё будет он мудрствовать и оригинальничать, неизвестно, кем он станет: композитором, инженером или офицером, а может, и токарем высокой квалификации, — но человеком наверняка будет.

К самолёту подошли пилоты и исчезли за овальными дверцами, герметически плотно закрывшимися вслед за ними. В старых самолётах вертящиеся винты предупреждали о скором взлёте машины. Здесь же всё замерло, только медленно нарастал напряжённый гул могучих реактивных двигателей, и в какое-то мгновение самолёт неохотно, лениво двинулся с места, потом, быстро набирая скорость, сопровождаемую оглушительным рёвом турбин, стрелой вонзился в ясную синеву неба.