Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

К седьмому корпусу девушка подошла немного насторожённо. Ничего не изменилось здесь после того, последнего вечера. Похвалила себя за выдержку. Прежде всегда нетерпеливо ждала Луку, волнуясь и радуясь, а сейчас спокойно поглядывала на червяка-выползня, который медленно двигался но песчаной тропинке, — скоро придёт тепло, показались дождевые черви. А в седьмом корпусе гвалт стоит, как на базаре… В пятом тоже инвалида собираются в дорогу.

Однако засиделся, товарищ Лихобор. Сколько можно ждать? Сейчас она встанет и уйдёт, а в понедельник позвонит по телефону в цех.

Двери скрипнули, распахнувшись. Вышла няня, тряхнула какую-то тряпку и снова ушла. Ну, ещё совсем немножко подождём, две минуты… И тогда уж всё.

Лука вышел на крыльцо именно в тот момент, когда Майола собралась уходить: истекли две минуты дополнительного времени. Он остановился, взглянул на верхушки сосен, даже не заметив её, Майолу.

— Здравствуй, — как чужому человеку, холодно сказала Майола. — Я тебя жду. Садись, поговорить надо.

Лука взглянул, и его голубые глаза широко распахнулись, заполнились ярким светом… Что пришло к нему: счастье или горе? Нет, ни то и ни другое — профсоюзная работа.

— Ты, пожалуй, удивишься, — спокойно сказала девушка, довольная своим ровным голосом, — но я пришла по делу, потому что, к сожалению, не могу обойтись без твоей помощи. Речь идёт об организации праздника Победы для инвалидов. Наш институт может, конечно, отметить этот день, но не так, как мне хотелось бы, и не так, как того заслужили эти люди.

Лука молчал, а девушка говорила, деловито и продуманно, боясь остановиться: весьма опасной могла оказаться пауза в этой беседе.

Лихобор встал, и за ним, как нитка за иголкой, поднялась Майола, всё ещё не переставая излагать свой план проведения праздника. И тогда Лука неожиданно для самого себя сделал то, что давно надо было сделать. Сильными руками он обнял девушку и крепко поцеловал. И хотя Майола упиралась локтями ему в грудь, отворачивала своё лицо, больших усилий, чтобы преодолеть это сопротивление, не потребовалось.

— Ты нахал, пользуешься своей силой, — сказала она, когда Лука, задыхаясь, опустил руки. Тон разговора не изменился, она всё ещё развивала свои соображения о празднике Победы. — Я пришла по делу, и только по делу…

Лука обнял её и поцеловал снова, только на этот раз губы Майолы были где-то совсем близко от его губ… И девичьи руки, медленно поднявшись, обхватили его шею, замкнувшись в крепкое кольцо…

— Ни стыда в вас, ни совести, — вдруг донёсся с крыльца недовольный голос няни. — Лучшего места себе не нашли, вы бы ещё на Крещатик вышли.

Руки Майолы нехотя опустились. Медленно высвободилась она из крепких объятий Луки, взглянула на няню счастливыми влажными глазами.

— Бесстыдница! — Няня энергично выбивала веник о порожек крыльца. — Да в моё время девушка, попадись вот так кому на глаза, бежала бы без оглядки. А эта ещё и улыбается…

— Она моя жена, нянечка, не ругайтесь, — сказал Лука, не выпуская руки Майолы.

— Врёшь, парень, с жёнами так не целуются.

— А мы целуемся, — вдруг смело сказала Майола.

— О, господи! — Няня ушла, хлопнув дверью.

Знакомый дятел пробежал по сосновому стволу, остановился, вцепившись крепкими когтями в коричневатовлажную кору, прицелился, прислушался и, выбрав местечко, вдруг выбил клювом по сухому дереву длинную звонкую дробь.

— Подругу зовёт, — тихо сказал Лука.

— Жаль, не будем с ним больше видеться, — отозвалась девушка. — Будь здоров, дятел!

И птица словно поняла эти слова, в ответ раздалась ещё одна звонкая и радостная весенняя трель. И где-то далеко-далеко отозвался дятел таким же перестуком, а может, эхо донесло свой отголосок.

— Пойдём, — тихо сказал Лука. — В понедельник отец приказал принести зубило и молоток. Будем вырубать из стены твой портрет, только его он хочет взять в новый дом…

— У меня есть ещё несколько экземпляров журнала, проще вырезать.

За эти несколько минут всё изменилось и определилось в их жизни, а говорили они о пустяках — молотке, зубиле, портрете…

Нет, неправда! Не за несколько минут, всю жизнь шли они к этому вечеру.

И снова, как когда-то летом, Лука обнял девушку за плечи, и она прижалась к нему, будто спряталась под надёжным, тёплым крылом: от всякого лиха и беды хотел бы сберечь её Лука Лихобор. Его рука касалась плеч Майолы, как прежде, но чувство стало другим, и ещё не верилось в это сказочное счастье…