Медленно, медленно двигались они вдоль сумеречной улицы, переходили через освещённые перекрёстки, и снова исчезали в темноте, и молчали, только чувствовала совсем близко, рядом с сердцем, тревожное тепло, и, может, больше всего на свете боялись отдалиться друг от друга, разойтись, потерять это тонкое и хрупкое чувство.
В понедельник утром Феропонт Тимченко с лихорадочным нетерпением ждал Луку. Тот появился и, взглянув на него, Феропонт не узнал своего прежнего учителя. Всё изменилось в нём: навстречу Феропонту шёл лёгкой, уверенной походкой весёлый, ясноглазый молодой парень, очень похожий на Луку. Вроде бы его младший брат… Видно, что-то очень хорошее произошло в жизни Луки Лихобора. Вот и прекрасно. Феропонт от души рад за своего друга, именно друга. Он, Феропонт, уже не ученик, а Лука не наставник, они друзья и дружить будут вечно.
— Скандал в благородном семействе! — объявил Феропонт, подходя к Луке. — Здравствуй.
— Здравствуй. Какой скандал?
— Майола наша номер отколола. Я тебя предупреждал, что эта девчонка — сплошное легкомыслие. Теперь она показала себя во всей красе. — Феропонт торжествовал победу над своей незадачливой соперницей. — Ты понимаешь, позавчера, одиннадцать вечера — Майолы нет дома, двенадцать часов — тоже нет. Её мамаша звонит в «Скорую помощь». Час ночи — нет, два — нет! И даже не позвонила! Представляешь, характерец. Наши предки и без того имеют с нами немало хлопот, уж позвонить-то выбрала бы время! Наконец, Пётр Григорьевич, уважаемый папаша Карманьолы, не выдерживает и в третьем часу ночи звонит нам, будит моего предка, и генерал, естественно, развивает деятельность…
Феропонт рассказывал, захлёбываясь от восторга: теперь никто на свете не угрожал их дружбе, и потому он не обратил внимания на лицо Лихобора, а стоило бы. Удивительное было у него лицо. Сколько разных чувств выражало оно, — всё вместе это называлось счастьем! Любовь обрушилась на Луку, как лавина, как взрыв. Где уж там было вспомнить, что на Пушкинской улице, в старинной квартире с высокими потолками смертельно волнуются мать и отец его молодой жены! Но вспомнил о них всё-таки он, а не Майола. На дворе уже синел ясный апрельский рассвет, когда он потащил её к телефону…
— Наконец, — Феропонт с трудом сдерживал своё ликование, — в пятом часу звонок. Мамаша уже почти без чувств. Пётр Григорьевич лютый, как зверь, а она заявляет в трубку: «Задержалась на вечеринке, простите, не волнуйтесь…» Это тебе наука, я знаю, она и тебе старалась мозги крутить, а сама потихоньку нашла женишка. Ну и отлично, теперь мы с тобой горы свернём…
— Что же дальше было? — улыбаясь и одновременно чувствуя жгучий стыд, спросил Лука.
— Она появилась в одиннадцать, уложила свой чемоданчик и исчезла, подав всем девчатам пример, как надо в наше время выходить замуж. Я рад, не будет встревать между нами. Но всё-таки нужно отдать ей должное: чтобы так всё решить, надо иметь смелость. Раньше я думал — никчёмность, фифочка, дутая знаменитость, теперь вижу: есть в ней настоящий характер.
— Что же всё-таки было потом? — напомнил Лука.
— Откуда я знаю. Ушла и исчезла. Нам больше не звонили, значит, всё уладилось…
— А теперь — расскажу я, что было дальше, — медленно заговорил Лука. — Вечером она вместе со своим мужем приехала к папе и маме на Пушкинскую. Ужинали и даже пили шампанское. Они очень быстро умеют успокоить своих родителей, эти девчата. Потом её муж получил в подарок американский свитер, как она сама сказала, ещё летом купленный в Америке для этой цели.
— О, она всё предвидела! — воскликнул Феропонт. — Лукавое порождение дьявола — эти женщины… — И вдруг остановился, поражённый догадкой, взглянул и, не решаясь поверить, не допуская такой возможности, спросил: — А ты откуда знаешь? — И, тут же поняв, затряс головой, как от острой зубной боли. — Это ты её сразил?
— Я, — ответил Лука. — Приглашаю на свадьбу.
Феропонт прошёлся от станка к станку, не зная, что сказать. Негодование и возмущение, восторг и ревность переполнили его душу. Потом, вплотную подойдя к Лихобору, остановился и сказал:
— Предал ты нашу дружбу.
— Почему предал? — Лука удивился. — Мы с тобой друзья навеки. Больше того, теперь родственники…
— Нет, не та будет дружба, — горько проговорил Феропонт. И Лука вдруг почувствовал, что рядом с ним стоит уже не юный парнишка, а почти взрослый мужчина. — Не та будет дружба. Ну и гори ты синим огнём и ясным пламенем вместе со своей Майолой! А ко мне больше не подходи. Не люблю предателей!
Читать дальше