Николай Почивалин - Роман по заказу

— Чего ж терялась — пока меня эти годы не было? Глядишь, кто-нибудь и был бы. Хоть наполовину, да свой.

Жена поплакала, отказалась идти вечером в кино, на том и кончилось. Время было упущено; дом их, как ему казалось, и так был полной чашей, пока вот сам же не обнаружил, что чаша-то с трещиной.

— Мой папа накупил мне всего! — хвасталась после отъезда отца Любанька и потешно перечисляла: — Пальто — раз, туфельки — два, комбинацию — гарнитур называется — три! И еще купальник. Сергей Иванович, вы только посмотрите — ни у кого такого нет!

Задрав сарафан, она показала серебристо-чешуйчатый купальник, плотно облегавший ее худенькое тело. Сергей Иванович похвалил, и опять в душе засочилась горечь. Как отрыжка.

Любанька теперь крутилась вокруг него целыми днями и не только не мешала, но даже помогала — одним своим присутствием. Не имело значения, чем она занималась — бегала ли по поляне, играла внутри дачи с куклой, собирала ли стружки, которые, к великому ее удовольствию, они сжигали потом в ложбинке, — главное, что она была где-то здесь, с ним. Выдумщица, она стала провожать его вечерами, усердно работая педалями своего велосипеда так, что едва не доставала коленками до подбородка.

Утрами Сергей Иванович начинал с того, что шел к Николаевым на колодец, в огород, зачерпывал ведро воды, — конец августа выдался горячим, Сергею Ивановичу приходилось спускаться со своих лесов попить бессчетное число раз. Любанька в эти ранние часы безмятежно спала, и он неизменно осведомлялся:

— Спит?

— Спит, — так же неизменно подтверждала бабка. Грузная, с белым нездоровым лицом, она об эту пору обычно сидела на крыльце, кормила кур, бесстрашно толкавшихся у ее ревматических, с синими венами ног. — Ужо встанет, прибежит.

Сергей Иванович коротко благодарил за воду и молча уходил, чувствуя на себе ее пытливый взгляд. Однажды все-таки бабка не выдержала.

— Чем девку-то привадил? К отцу ведь так не льнет. — Усмехнувшись и словно бы недоумевая, она оглядела его — уже седоватого, высокого, большеносого, с глубоко упрятанными под нависшие брови глазами, мудро догадалась: — Своих-то нет, что ли?

— Нет. — Легко, как пушинку, державшая полное конное ведро рука Сергея Ивановича окаменела взбухшими мускулами. Настроение у него от этого прямого и в общем-то естественного вопроса сразу испортилось; доброе расположение духа вернулось только час спустя, когда Любанька кубариком подкатилась к нему — успевшая загореть, с синими, радостно округлившимися глазами и потемневшими после умывания прядками на висках.

Светлые, не похожие на все прожитые дни кончились также неожиданно, как, наверно, кончается все хорошее — когда к нему уже привык.

В этот раз девочка окликнула его в самое неурочное время — Сергей Иванович только что влез на крышу.

— Сергей Иванович, Сергей Иванович! — задрав головенку, звала она, и столько в ее позе, в тоненьком напряженном голосе было жалкого, беззащитного, что Сергей Иванович, едва ли придерживаясь за что, сиганул вниз.

— Что, Любанька?

— Меня увозят, — длинные реснички ее неудержимо трепетали, будто собирались улететь. — Отец неродной на машине приехал!

— Ну ничего, ничего. К братику поедешь. Потом опять к бабушке приедешь, — успокаивал Сергей Иванович и Любаньку и самого себя; говорил он медленно, не замечая, как по крутой его скуле перекатывается желвак — словно ртутная капля в уровне, когда он попадает в неумелые руки. Эх, была бы его воля!..

Больше в этот раз Сергей Иванович не работал, хотя не было еще и двенадцати.

Он обошел вокруг дачи, что, желтея свежим тесом, как теремок поднялась на зеленой поляне, неожиданно выругался. На кой черт взялся, будто не хватает ему чего-то! Люди в отпуск отдыхают, а он работает. И все из-за уважения — отказать не может. Жене тоже бы отпуск дали, если б понастойчивей просила, — взяли бы да закатились куда-нибудь на море!..

Внутри дачи стоял крепкий спиртовой дух смолы, прогретого дерева. Сергей Иванович потоптался, недовольно отодвигая ногой стружки, обрезки досок, щепу, увидел сидящую за низким столиком куклу в розовом платье. И подружку свою позабыла!.. Осторожно, словно боясь разбить, он собрал пластмассовые тарелочки, отнес вместе с куклой бабке.

— Расстроилась девка. В воскресенье поеду проведаю — отдам. У меня, сказать тебе, у самой — ровно покойник в дому, по углам пусто. Да разве ж ей хуже тут, на воле-то! — Бабка шумно сморкнулась. — Уж как на суде, да и после суда-то просили: отдайте нам. Нет, отказали — закон! А это дело — сердце-то надвое рвать? Дите же еще…